Она сидит в зале ожидания аэропорта и крепко сжимает в руках билет. Ей бы хотелось, чтобы он был на Луну или, может, даже куда-то дальше Сатурна, но он всего лишь в другую страну. Она не знает точное количество километров, на которое станет дальше от дома спустя всего несколько часов, но заранее предчувствует, что это всё равно недостаточно далеко. Недостаточно для того, чтобы Нить, тянущаяся из её сердца, наконец порвалась.
***
Когда-то Она думала, что какой бы крепкой ни была Нить, надо всего лишь сделать трудную первую пару шагов и идти, идти, пока та не натянется до предела и не оборвется, резко, как выдирают больной зуб, или не истончится настолько, что почти незаметно истлеет со временем. И Она шла, шла уверенно, ни разу не оглянувшись, благодарная Нити за то, что пока она еще здесь, а вот потом, потом Она непременно будет готова… Но проходили дни, затем месяцы, а всё оставалось по-прежнему. Нить оказалась достаточной сильной, чтобы быть единственным, что связывает двух людей, и нисколько не страдать от этого. Именно тогда Она начала предпринимать первые попытки испытания Нити на прочность. Сначала были расстояния, небольшие – всего лишь другие города, но, сколько бы часовых поясов их ни разделяло, Она всё также чувствовала её, крепко натянутую, прочную, вросшую в самую Её глубину, словно вековое дерево корнями в родную и благодатную почву. Были моменты, когда Ей казалось, что именно Нить удерживает Её от прекрасного, несомненно, прекрасного будущего, полного впечатлений, событий и людей, которых Она могла бы впустить в своё сердце. Тогда Она злилась на Нить, пылко точила ножи и ножницы и резала, резала, резала, пока совсем не выбивалась из сил, униженная собственной слабостью и малодушием. Были и другие дни – когда темнота вокруг Неё становилась невыносимо плотной и необъятной, словно бесконечность Вселенной, и Она боялась, что выбраться из неё не хватит никаких сил, а потом вспоминала про Нить. Осторожно нащупывала её, сначала робко, неуверенно карабкаясь, как альпинист-новичок, поминутно прислушиваясь к своим ощущениям, и Она могла бы поклясться, что в такие минуты Нить ласково подбадривает Её. Время ничего не меняет, как и расстояние. Когда год превращает в два, а два превращаются в три, Она перестаёт видеть разницу – не имеет значения, одна вечность прошла или несколько. Разве что теперь Она иногда забывает про Нить. Это должно бы стать долгожданным облегчением, но вместо этого Она удручена – даже когда Она живёт так, словно никакой Нити никогда не существовало, её прекрасное счастливое будущее так и не спешит появляться на горизонте. Там по-прежнему пустота. Она тщательно скрывает Нить ото всех – терпеть не может эти снисходительно-покровительственные взгляды узнавших, словно у неё мигрень и нервическое расстройство одновременно. Её считают привередливой и заносчивой, но Она знает – ни на каком из существующих языков мира им не объяснить, что Ей нужен вовсе не лучший из мужчин. К этой мысли она возвращается чаще всего. Что если перестать сопротивляться и позволить Нити привести Её туда, откуда Она однажды так самонадеянно ушла? Но, по правде говоря, Ей просто страшно узнать, что же там, на другом конце – вдруг там давно обломок скалы или дерево? А то и вовсе – ничего, и всё это время правы были снисходительные взгляды… Но больше всего Она, конечно же, боится увидеть ножницы в чужой руке, обрезающие Нить на Её глазах. Поэтому сейчас Она снова выбирает расстояние.
***
Она верит, что однажды Нить станет не нужна и исчезнет. Ведь будет достаточно просто протянуть руку.
Название: Любовь как случайная смерть Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: Angst, AU, OOC Статус: окончен Примечание 1: с Музами не торгуются, а берут, что дают. Примечание 2: условно КВМ, фактически ориджинал Посвящается всем не случившимся пейрингам – это не значит, что их не было.
читать дальшеПервым делом она долго разматывает шарф, такой длинный, что когда он на ней – это что-то вроде объятий, крепких и тёплых. Только потом садится и осторожно дышит на покрасневшие замерзшие пальцы. Щёки покалывает. Она размышляет, сколько времени здесь несут кофе, потому что не знает другого способа занять свои руки и губы, вместе с глазами, чтобы не сверлить его взглядом вот так сразу, проглатывая увиденное большими порциями энергетика, чувствуя, как пузырьки из напитка щекочут нос. Поэтому она рассматривает обстановку – медленно, дотошно, словно дизайнер интерьеров, инспектирующий творение конкурента. Новогодние гирлянды мигают на окне – ей особенно нравится пульсирующий красный на чёрном прямоугольном фоне. Пахнет дешевым хвойным освежителем, кофе, сыром, подгоревшими булочками и карамелью. Она утыкается носом в спасительную чашку, на самом деле не отпивая ни капли – ведь вместе с порцией кофе предстоит проглотить ещё столько всего – три сборника песен, переложенных в прозу, галлоны щекочущих нос пузырьков и всё остальное, что как всегда не. Не сегодня, не в этом мире, не в этой жизни, не с этим мужчиной… Он вертит в руках пачку сигарет, потрёпанную настолько, что та выглядит старше неё, и от этого, от всех этих метафорических аналогий, больно саднит в груди. Чуть-чуть, потому что ничего нового. Его губы на вид сухие, обветренные, с отслаивающимися кусочками кожи, на её чашке остаётся бесцветный жирный след гигиенической помады. Играет безмерно раздражающее Русское радио, но она не может мысленно не поаплодировать иронии его неуместности. А потом чаша почти выскальзывает из рук, когда за её спиной громко и четко раздаётся голос Земфиры, перекрывая бессмысленный бред российского шоу-бизнеса. Она даже оглядывается, чтобы убедиться, что ещё не сошла с ума, и натыкается на извиняющийся взгляд девушки, уже прижимающей трубку телефона к уху. Вот теперь ей хочется уже не просто аплодировать, а делать это стоя. Теперь, когда она согрелась и запечаталась, она может смотреть на него, впитывая, вбирая в себя, чтобы хватило на этот раз, возможно, до конца жизни. Из-за этого часа или пол она позже сложит этот день в коробочку Дней, Которые Она Бы Хотела Проживать Вечно, если бы ей предложили. Пока никто не предлагает, так что это всего лишь шкатулка с сокровищами, которую она будет перебирать каждый день, когда ей стукнет восемьдесят. Как всегда в неловкие моменты она много улыбается. Разговор они и не пытаются завязать – слова означают связь, участие, пусть и только холодно-вежливое. Она умеет вежливо, но всё ещё нет – холодно. Если где-то в мире проводят чемпионаты на силу воли, ей стоило бы попробовать – есть все шансы выиграть. У неё аллергия на фильмы про расставание и героев, которые не борются – она всегда вопит «беги за ней, идиот!» или «не делай этого, дура!». У неё слабость к хэппи-эндам, мозолистым пальцам, перебирающим гитарные струны, эскимо на палочке и мужчине, сидящему напротив. Бывают моменты, когда она пытается представить его в своей теперешней жизни (или себя в его) – и не может. Вместо этого она представляет каково это – забираться пальцами за воротник его рубашки, разминая напряженные мышцы. Гладить ключицы, обнимая, и, больно утыкаясь носом в шею, целовать горячую кожу… Подушечки пальцев начинают тихонько зудеть, и она крепче стискивает в ладонях уже холодную кружку. В лучшем случае ей понадобится три недели, в худшем – пару месяцев, чтобы жизнь снова стала привычным тире, после пустоты, что непременно следует за точкой – законы азбуки Морзе давно испробованы на собственном опыте. Когда он смотрит на часы, она поднимается первой.
Название: Две ложки сахара и щепотка корицы Внимание! Альтернативная версия! Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: Angst, AU, OOC, POV Статус: окончен От автора: Так получилось, что в процессе написания фик "разделился", а я так и не смогла решить, какому из вариантов не быть. Это первоначальная "тяжёлая" версия. Примечание: условно КВМ, фактически ориджинал
читать дальшеНаучи меня быть счастливым В веренице долгих ночей, Раствориться в твоей паутине И любить ещё сильней…
Я выхожу из здания, чувствуя, как расслабляются мышцы на лице, последние два часа сложенные в мою фирменную улыбку «да, спасибо, очень приятно было с вами встретиться». Только потом замечаю, что к вечеру значительно похолодало, и моя тонкая курточка нисколько не спасает от пронизывающего ветра. Про себя проклинаю обманчивое осеннее солнце. Руки, даже спрятанные глубоко в карманы, мгновенно замерзают, горло першит со вчерашнего дня, а мне ещё черт знает сколько времени добираться до дома. На лицо что-то капает. Ещё. Ещё. Ускоряю шаг, мысленно представляя себе горячую ванну с кучей пены, а затем распитие кипяченого молока перед обогревателем, укутавшись в мой любимый плед. Не заболеть бы, а то завтра ещё две встречи. — Девушка, да вы промокните, — Проклятье! Откуда только взялся. Краем глаза вижу мельтешение слева от себя. — Девушка, ну куда вы в такой ливень, да ещё без зонта? — Домой, — продолжаю проклинать, только теперь уже мою глубоко въевшуюся вежливость, которая не позволяет послать назойливого собеседника длинным и затейливым маршрутом. — Да вы же уже синяя вся, ещё и зубы стучат! — Зубы и правда стучат, и, судя по ощущениям, насчет цвета он тоже не преувеличивает. — И что вы предлагаете? — затормаживаю резко, из-за чего мужчина чуть не врезается в меня. Теперь я могу его рассмотреть: внешняя серьёзность (чёрный зонт, длинное темное пальто, мужественное лицо) столь явно не сочетается с ребяческой навязчивостью, что это даже интригует. Немного. — Вызвать вам такси и подождать его в кофейне неподалёку, — он вопросительно смотрит на меня. — Хорошо, пойдёмте. Должно быть, меня подкупает то, как он ёжится, когда капли дождя попадают ему за воротник. Свой зонт он держит над моей головой.
Внутри тепло, но мне ещё какое-то время жаль снятой куртки, хоть и намокшей, но всё же такой уютной. Растираю заледеневшие руки, одновременно оглядываясь по сторонам. — Здравствуйте! Вы готовы сделать заказ? — молоденькая официантка уже выжидательно стоит у нашего столика, оглядывая меня с нескрываемым любопытством. Мужчина напротив тоже ждёт моего ответа. — Кофе, пожалуйста, — мямлю я. Официантка продолжает улыбаться с ноткой сочувствия, словно давно привыкшая иметь дело с умственно отсталыми людьми. — У нас есть эспрессо, капучино, латте, мокачино, глясе… Я охотно верю, что она может без запинки озвучить все пункты их меню, поэтому перебиваю. — Просто кофе, обычный, чёрный. Девушка делает новый едва заметный глубокий вдох, не меняя выражения лица. — С молоком, сахаром, взбитыми сливками… На этот раз её прерывает мой рыцарь с зонтом. — Ей то же, что и мне, а мне как обычно. При этом он одаривает её очаровательной улыбкой, и девушка, краснея, тут же бежит выполнять заказ. А я уж было приготовилась к уточнениям «как обычно по пятницам» или «как обычно в дождливый вечер». По мере того, как я отогреваюсь, меня начинает клонить в сон. Никак не могу разобрать, есть ли неловкость в повисшем молчании, но разговаривать ему, по-видимому, хочется не больше, чем мне. Он вообще словно забывает о моём присутствии, отстранённо глядя на окно. Нет, не на окно, понимаю вдруг – на улицу. — Вы всегда тут высматриваете окоченевших одиноких девушек? Он вздрагивает (так и есть – забыл), но тут же берёт себя в руки. — Простите. Вам лучше, вы согрелись? — Да, спасибо. Так всё-таки? — Считайте это хобби, — он смешно разводит руками. — А что вы делаете с ними потом? — С девушками? Разве не очевидно? Отпаиваю их кофе. — И это помогает? Он задумывается на какое-то время, и мне тут же хочется, чтобы он отшутился, и прекратил этот разговор, пока он не зашел далеко в область разговоров-по-душам-с-незнакомыми-людьми. — Но ведь это особенный кофе, — он переходит на заговорщицкий шепот, и я думаю, что это вполне сойдёт за «отшутился», — по секретному рецепту. В этот момент появляется официантка с подносом, словно ассистентка фокусника в сотню раз отработанном номере.
Мы молча пьём кофе, на вкус – вполне обычный, горьковато-сладкий. — Что в нём? — слово «особенного» я подразумеваю, но не произношу. — Две ложки сахара и щепотка корицы, – он делает глоток, — рецепт счастья. Я тихо смеюсь. — Две ложки сахара и щепотка корицы – всего-то? — Вы считаете, слишком просто для счастья? — улыбается, но его глаза остаются серьёзными, затем он снова бросает мимолётный взгляд в сторону окна. Я продолжаю сжимать в руках чашку, почти обжигая руки, чувствую, как внутри распространяется тепло; в воздухе витает приятный насыщенный аромат сдобы вперемешку с кофе, и откуда-то с кухни доносится приглушенный голос Сары МакЛахлан (1). — Да нет, думаю, в самый раз.
Я зябко поёживаюсь, снова оказавшись на улице. На крыльце курит та самая официантка, что нас обслуживала, только сейчас замечаю на её бэйджике имя – Катерина. — Она живёт вон в том доме, — Катерина кивком указывает куда-то в сторону. — Кто? — мысленно я уже дома, поэтому не сразу понимаю, о чём речь. — Та, из-за которой он сюда приходит, — сейчас, без дежурной улыбки, девушка выглядит старше и очень усталой. — Часто приходит? — Почти каждый день. Приходит, пьёт кофе и всё время смотрит на её подъезд. Иногда она ходит одна, иногда с мужчиной или ребёнком, — Катя тушит окурок и снова улыбается. — Приходите ещё.
Ещё какое-то время, пока такси разворачивается и отъезжает, мне видно освещенное окно кофейни и сидящего за ним мужчину. Я закрываю глаза, прислонившись лбом к холодному стеклу, и называю водителю твой адрес.
Название: Две ложки сахара и щепотка корицы Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: Angst, Romance, AU, OOC, POV Статус: окончен Примечание: условно КВМ, фактически ориджинал
читать дальшеНаучи меня быть счастливым В веренице долгих ночей, Раствориться в твоей паутине И любить ещё сильней…
Я выхожу из здания, чувствуя, как расслабляются мышцы на лице, последние два часа сложенные в мою фирменную улыбку «да, спасибо, очень приятно было с вами встретиться». Только потом замечаю, что к вечеру значительно похолодало, и моя тонкая курточка нисколько не спасает от пронизывающего ветра. Про себя проклинаю обманчивое осеннее солнце. Руки, даже спрятанные глубоко в карманы, мгновенно замерзают, горло першит со вчерашнего дня, а мне ещё черт знает сколько времени добираться до дома. На лицо что-то капает. Ещё. Ещё. Ускоряю шаг, мысленно представляя себе горячую ванну с кучей пены, а затем распитие кипяченого молока перед обогревателем, укутавшись в мой любимый плед. Не заболеть бы, а то завтра ещё две встречи. — Девушка, да вы промокните, — Проклятье! Откуда только взялся. Краем глаза вижу мельтешение слева от себя. — Девушка, ну куда вы в такой ливень, да ещё без зонта? — Домой, — продолжаю проклинать, только теперь уже мою глубоко въевшуюся вежливость, которая не позволяет послать назойливого собеседника длинным и затейливым маршрутом. — Да вы же уже синяя вся, ещё и зубы стучат! — Зубы и правда стучат, и, судя по ощущениям, насчет цвета он тоже не преувеличивает. — И что вы предлагаете? — затормаживаю резко, из-за чего мужчина чуть не врезается в меня. Теперь я могу его рассмотреть: внешняя серьёзность (чёрный зонт, длинное темное пальто, мужественное лицо) столь явно не сочетается с ребяческой навязчивостью, что это даже интригует. Немного. — Вызвать вам такси и подождать его в кофейне неподалёку, — он вопросительно смотрит на меня. — Хорошо, пойдёмте. Должно быть, меня подкупает то, как он ёжится, когда капли дождя попадают ему за воротник. Свой зонт он держит над моей головой.
Внутри тепло, но мне ещё какое-то время жаль снятой куртки, хоть и намокшей, но всё же такой уютной. Растираю заледеневшие руки, одновременно оглядываясь по сторонам. — Здравствуйте! Вы готовы сделать заказ? — молоденькая официантка уже выжидательно стоит у нашего столика, оглядывая меня с нескрываемым любопытством. Мужчина напротив тоже ждёт моего ответа. — Кофе, пожалуйста, — мямлю я. Официантка продолжает улыбаться с ноткой сочувствия, словно давно привыкшая иметь дело с умственно отсталыми людьми. — У нас есть эспрессо, капучино, латте, мокачино, глясе… Я охотно верю, что она может без запинки озвучить все пункты их меню, поэтому перебиваю. — Просто кофе, обычный, чёрный. Девушка делает новый едва заметный глубокий вдох, не меняя выражения лица. — С молоком, сахаром, взбитыми сливками… На этот раз её прерывает мой рыцарь с зонтом. — Ей то же, что и мне, а мне как обычно. При этом он одаривает её очаровательной улыбкой, и девушка, краснея, тут же бежит выполнять заказ. А я уж было приготовилась к уточнениям «как обычно по пятницам» или «как обычно в дождливый вечер». — Вы всегда тут высматриваете окоченевших одиноких девушек? — Вам лучше, вы согрелись? — Да, спасибо. Так всё-таки? — Считайте это хобби, — он смешно разводит руками. — А что вы делаете с ними потом? — С девушками? Разве не очевидно? Отпаиваю их кофе. — И это помогает? Он задумывается на какое-то время, и мне тут же хочется, чтобы он отшутился, и прекратил этот разговор, пока он не зашел далеко в область разговоров-по-душам-с-незнакомыми-людьми. — Но ведь это особенный кофе, — он переходит на заговорщицкий шепот, и я думаю, что это вполне сойдёт за «отшутился», — по секретному рецепту. В этот момент появляется официантка с подносом, словно ассистентка фокусника в сотню раз отработанном номере.
Мы молча пьём кофе, на вкус – вполне обычный, горьковато-сладкий. — Что в нём? — слово «особенного» я подразумеваю, но не произношу. — Две ложки сахара и щепотка корицы, – он делает глоток, блаженно зажмуривается и откидывает не спинку стула, — рецепт счастья. Я тихо смеюсь. — Две ложки сахара и щепотка корицы – всего-то? — Вы считаете, слишком просто для счастья? — он улыбается, но его глаза остаются серьёзными. Я продолжаю сжимать в руках чашку, почти обжигая руки, чувствую, как внутри распространяется тепло; в воздухе витает приятный насыщенный аромат сдобы вперемешку с кофе, и откуда-то с кухни доносится приглушенный голос Сары МакЛахлан (1). — Да нет, думаю, в самый раз.
Название: Жизнь Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: Angst, AU, OOC Статус: окончен Примечание: условно КВМ, фактически ориджинал
читать дальше«Присмотритесь как-нибудь к беременной женщине: вам кажется, что она переходит улицу, или работает, или даже говорит с вами. Ничего подобного. Она думает о своём ребенке». А. Гавальда, «Тест»
Она в точности знает, как будет выглядеть её девочка – уже давно видит её в своих снах: кудрявый темноволосый ребёнок, до боли напоминающий её собственные детские фотографии. Правда, её волосы всегда были светлыми, но на старых черно-белых снимках ведь не разберешь (а внешнее представление о себе совсем маленькой у неё сформировалось именно из тех нескольких фотографий). Когда она просыпается после таких снов, у неё какое-то время болит в груди от острого чувства потери, ведь её кроха осталась там. Сейчас, когда она знает, что беременна, она почти не пугается таких пробуждений, а только подолгу гладит свой уже заметный живот, шепотом успокаивая жизнь внутри себя.
Она давно выбрала имя. Или имя выбрало её – она не уверена. Просто знает, что именно так зовут её дочь, будто кто-то уже представил их, задолго до того, как их стало двое в ней одной. По этой же причине ей абсолютно не нужен был сегодняшний УЗИ, разве что убедиться, что её маленькому персональному чуду хорошо там, под её защитой. А вот её муж, кажется, плакал.
Она вертит на пальце обручальное кольцо – привычка – она всегда так делает, когда волнуется. Она вспоминает, что волноваться нельзя и успокаивает себя давно поверенным способом – крепко сжимает его руку. Он не сразу сжимает её в ответ, очнувшись от своих мыслей, и у неё щемит сердце от насквозь пронизывающих его нежности и восторга, когда он улыбается ей.
Она догадывается, о чём именно он так задумался – мысленно наверняка уже переделывает маленькую комнату в детскую и перебирает все мелочи, что надо предусмотреть до того, как их станет трое. А может, он просто очень счастлив, и поэтому так непривычно тих.
Она отворачивается, оставляя их руки сцепленными, и медленно проводит пальцем другой руки по стеклу, вслед за очередной дождевой каплей. Ей нравится планировать, представлять, как это будет – долгие-долгие годы их совместных прогулок, разговоров, успокаивающих объятий, заботливых взглядов, беспокоящихся прикосновений, но в то же время она боится торопить события и хочет насладиться каждым мгновением их будущей жизни.
Она облазила кучу форумов по беременности и родам, у них дома склад различных справочников для будущих, молодых, неопытных, не уверенных в себе мам, но она во всех вопросах полностью доверилась своей матери, запомнив два главных, первыми данных совета: смотреть на красивое и очень хотеть этого ребёнка. Это будет легко, она знает, что справится.
Она рефлекторно закрывает руками живот, когда машина затормаживает слишком резко, слышит, как муж делает выговор водителю, и ловит в зеркале заднего вида мимолетный обеспокоенный взгляд последнего. Ей хочется уехать подальше от города и от машин, от всего, что быстро и резко, кружит и врезается. Завтра же она начнёт подыскивать им санаторий – какое-нибудь место, где будет только покой и умиротворение. Теплый песок и долгие пешие прогулки.
Она снова смотрит на треклятое зеркало, привычно утопая в синеве устремленных на дорогу глаз. Машина останавливается на светофоре, и на долгое, бесконечно долгое мгновение их взгляды проникают друг в друга.
Она знает, что будет гореть в аду, но всё равно просит.
Название: Раны Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: Romance, Angst Статус: окончен Пейринг: КВМ Время действия: Второй сезон, после боев
читать дальше«А всё-таки, знаете, – надо любить!» Д. Рубина, «Такая долгая жизнь».
То, как руки Степнова колдуют над её ранами – довольно привычно. За свои бурные – физкульт-привет! – детство и юность Ленка помнит с десяток вывихов, бесчисленное количество ушибов, растяжений, рассечений, синяков, кровоподтеков и ссадин. Сразу же после эти руки всегда вправляют, мажут, бинтуют или заклеивают, поэтому Ленка знает, что эти большие грубые мужские руки её физрука всегда тёплые и как-то трогательно нежные (словно ей пять), в то время как у всех врачей (это она тоже знает) они обычно холодные и равнодушные. Ей привычна эта нежность, тепло, убаюкивающее ворчание, сосредоточенность его взгляда, лёгкие прикосновения на коже, но сейчас она изумленно отмечает кое-что новое. Его пальцы дрожат. Еле заметно, слегка, но дрожат. Лена пытается понять эту маленькую деталь, диссонансом ворвавшуюся в знакомый мир, но для этого надо сделать над собой усилие, а у неё наверняка сотрясение и оттого в голове так шумит. Всё же она концентрируется и замечает так же, как крепко он сжимает губы, когда ненадолго замолкает – словно сдерживает внутри себя что-то страшное, сложно контролируемое, и это удивляет Лену ещё больше, потому что обычно все его чувства и эмоции бьют фонтаном, распугивая или, как в её случае, притягивая к себе людей. Беспокойство нарастает, и теперь она роется в маленькой кучке обрывочных воспоминаний последних суток. Это труднее, чем кажется, потому что на самом деле она помнит лишь ощущение, когда сдаёшься, опускаешь руки и уже самое дно, а потом вдруг сразу легко и спокойно, и всё будет хорошо. И эти руки. Которые уже тогда дрожат. Объяснение всему такие логичное и простое, что она непременно удивилась бы своей твердолобости, будь у неё силы. Ярость. Он всё ещё был в ярости от того, что с ней сделали, а её синяки лишь каждый раз напоминают ему об этом. Это тоже привычно и знакомо, думает она с облегчением. Это как когда он минут пятнадцать орал на Кривощапова, после того как тот поставил ей подножку на тренировке, а она неудачно упала, ободрав локоть. Лена возвращается в приятный мир полудремы, и когда Виктор заканчивает перевязку, лишь молча пытается выглядеть ещё более благодарной, хотя вряд ли это возможно.
Не то, что бы она хотела подглядывать за ним в ванной, просто дверь открыта, и он знает, что она дома, и она знает, что он это знает, и она лишь хотела обсудить, что у них на ужин, но, распахнув дверь, она замирает на вдохе, так и не произнеся ни слова. Виктор стоит к ней спиной, и с его поясницы прямо на неё смотрит ужасный, тёмно-фиолетовый рваный кровоподтёк. Она бессильно вцепляется в дверной косяк, чтобы не упасть, и прижимает ладонь ко рту, когда он оборачивается. Лена уже знает, что он дрался из-за неё, но только сейчас, пока он торопливо натягивает футболку, закрывая от неё уродливые следы перенесённой боли, она, наконец, всё понимает. Насколько это – больнее.
Поначалу Виктор сопротивляется, но на её стороне разумные доводы и здравый смысл. Да, он обработал те раны, где смог достать, но если он не собирается обращаться к врачу, ему придётся позволить ей позаботиться об остальных. Он думает, что мог бы попросить кого-нибудь из друзей, но не хочется никому ничего объяснять и ещё больше – оставлять её одну, к тому же, он инстинктивно чувствует, что для неё это важно сейчас, поэтому сдаётся. Склонившись над его спиной, Лена с ужасом думает, что всё это гораздо сложнее, чем ей казалось, потому что её пальцы абсолютно не гнутся, все выходит неуклюже, и, кажется, она делает только хуже. Он не подаёт виду, не издаёт ни звука, но после каждого контакта антисептика с его кожей еле заметно вздрагивает всем телом. Ей хочется облегчить боль, но она не умеет, не знает, ничего не знает… Порывисто придвигается ещё ближе и машинально, необдуманно слегка дует на то место, с которого только что убрала кусочек ваты.
Виктор думает, что галлюцинации – это такая своеобразная реакция на боль, потому что у него нет объяснения, почему он вместо всего своего ноющего тела внезапно чувствует лишь крохотный кусочек кожи, охваченный чем-то жарким. Но, прежде чем он успевает осмыслить одно это событие, происходит кое-что гораздо более удивительное – её руки обвиваются вокруг него, и Виктор ощущает её тело, прижатое к нему как бы сбоку, чтобы не задеть синяки. Он резко опускает взгляд и видит то, что не сможет забыть уже никогда – её тонкие перекрещенные запястья на его животе. Это как будто его ударили в «солнышко» – он не может ни вздохнуть, ни двинуться. Виктор с усилием переводит взгляд хоть куда-нибудь и натыкается на свои безвольно лежащие на коленях руки. Он думает о том, как это неправильно, невозможно, и хорошо, что она не смотрит на него, когда их тела так близко соприкасаются, и хорошо, что сейчас он не видит всего остального, что прилагается к этим рукам с не по-женски сбитыми костяшками пальцев, отчего к ним ещё сильнее хочется прижаться губами. Он смотрит на свои руки и умоляет их сделать что-нибудь, пока не поздно. Пока он сам не осознал то, как неправильно правильно выглядят её ладони на его коже. С облегчением видит, как его правая рука неуверенно, словно бы нехотя, устремляется туда, куда он боится взглянуть. Может быть, у них ещё есть шанс.
У неё гулко стучит сердце, щекой она чувствует его лопатку, и, зажмурившись в первое мгновение для храбрости, она так и не открывает глаз. Её слегка пугает эта его неподвижность и то, что она не знает, что будет дальше. По его напрягшимся мышцам она понимает, что их «дальше» вот-вот наступит, и задерживает дыхание.
Большая и тёплая ладонь ложится сверху на её руки.
…Держи меня за руку долго, пожалуйста, крепко держи меня, я не пожалуюсь. Сердце в плену не способно на шалости, если не хочешь потери – молчи. Я путь свой сама устелила пожарами, ядом, отчаяньем, страхами, ранами, кровью без крови, ожогами шалыми. Не отпускай мою руку, держи!
Название: Катастрофически Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: R Жанр: Angst, условно КВМ, фактически ориджинал Статус: окончен Ксюша-Буяна сделала для фика обложку .
читать дальше— Но это же не любовь! — Алекс мотнул головой. — Это не может быть тем самым чувством! "Да, это не любовь... — насмешливо шепнуло ему что-то незримое, мертвым сном спавшее на дне души. — Это – отсутствие любви..." С. Лукьяненко, «Геном»
1. Брешь в идеально выверенном плане образовывается откуда не ждали. Изнутри. Её строго продуманное существование, всё это время подтачиваемое лишь вялыми аргументами разума (весьма безрезультатно), сталкивается с гораздо более серьезным противником. Её тело начинает мстить. Жестоко. Беспощадно. На него не действуют ловкие ухищрения по отвлечению внимания – все отточенные на разуме доводы, схемы и прочие выкладки, блестяще доказывающие, что если сейчас она пока не находится в пункте «Счастье» (оппонента-новичка можно убедить уже в этом и остановиться), то непременно придет к нему. Через энное количество лет и выполненных условий. У неё есть план А. И план Б. И план Э, если понадобиться. Ещё латинский, греческий и готический алфавиты. Вот только её телу на это абсолютно плевать. Когда её сердце впало в перманентную кому, её тело подняло бунт. Оно требует всего того, чего лишилось и недополучило. Жадно, в самые неподходящие моменты, когда она пытается сосредоточиться на работе, стоит в пробке или просто идет по улице. Её тело активно заявляет о себе жаром, пересохшим горлом и жидким зудом, волнами растекающимся по коже. У неё новая привычка – принимать расслабленную позу. Стоит на минуту забыться, и она превращается в кусок оголенного нерва – приходится силой расслаблять плечи и, закрыв глаза, делать несколько глубоких вдохов-выдохов. Эта война партизанская и на территории противника. Ей не выиграть. «Это только секс, всего лишь секс», – сглатывает она с очередным бокалом мартини. Она сдается и предлагает щедрую контрибуцию победителю – сегодня всё так, как захочет её тело. Оно ведь этого хочет?.. Горько – это мартини, влажно – это чужой язык у неё во рту, шумно – это музыка кругом слишком невыносима… Её полубезумное сердце хохочет дьявольским смехом, наблюдая, как она барахтается, тонет в отвращении к себе, пока её тело вопит о подлоге, как ювелир, которому подсунули стекляшку… «Что не так?!» — кричит она в ночное светлое летнее небо, спотыкаясь, заставляя оглядываться прохожих. Прямо сейчас она хочет выбить на своём лбу «пустота», побриться налысо или сделать пирсинг всего, докуда дотянется. Нажать Большую Красную Кнопку. Дернуть стоп-кран аккуратного пригородного поезда, в который превратилась её жизнь. «Спасибо…» – устало благодарит её тело, пока она разглядывает капли крови, сочащиеся из разбитого колена. Истерично всхлипывает, понимая наконец, что всё это время от неё требовали лишь таблички «Сломано». Яркой, пульсирующей, как эти медленно стекающие алые струйки. Её тело тоже плачет. По-своему. 2. У них перемирие. Ну, или пакт о ненападении. Они ищут компромисс. Именно поэтому она натянуто улыбается сидящему напротив мужчине. Он идеален – она не смогла придраться ни к единой черточке его внешности, ни к его запаху, ни даже к его голосу. Его голос – он хорош ровно настолько, чтобы нравится ей и одновременно быть непохожим. Она в десятитысячный раз подносит чашку к губам, сделав воображаемый глоток. На самом деле она сплевывает туда яд. Каждое ехидное замечание, подколку – весь этот поток злобного сарказма, что фонтаном бьет из самой её глубины. Устало спрашивает себя, когда она успела стать такой желчной и мерзкой, что самой противно. На их лицах застывает одинаково изумленное выражение, когда они оба таращатся на её резко взлетевшую ладонь. Её тело тут же извиняется и пытается неловко вложить руку обратно – туда, где было прикосновение. Оно соблюдает условия их соглашения. Но… Ничего не происходит. Она с отстраненным любопытством естествоиспытателя экспериментирует дальше – ни одного признака хотя бы одной знакомой ей химической реакции. Они даже не выделяют тепло. Возвращаясь домой в одиночестве, она мысленно рвёт на клочки очередной план «нормального существования», прежде чем достать следующий. Разум сразу вносит в него мелкие коррективы, учитывая опыт предыдущих, таких же несостоявшихся и неудачных, как сегодняшний. — Ты всё ещё его любишь? — интересуется он между делом, больше из вежливости, чем из интереса, поэтому она знает, что может не отвечать. Её радует, что планам, в которых рядом с ней нет никакого мужчины вообще, отдан лишь готический алфавит. А она пока даже кириллицу ещё не всю использовала. Она знает, какого ответа боится. Никого. И его тоже. 3. … Своё сердце она представляет стариком – этаким пожилым алкоголиком, живущим на пустынном берегу перед океаном. В плетёном кресле-качалке, с запасами вина и бумаги. Он подслеповат и глух на одно ухо, и иногда к нему приходит другой старый алкоголик Хемингуэй, и они вместе пьют, вглядываясь в горизонт. Порой кажется, что старик высматривает корабль. А может, лишь цвет его парусов…
Где-то есть корабли У священной земли И холодные губы твои…
Название: Дом, милый дом Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: AU, Angst, Romance Пэйринг: КВМ Размер: Мини Статус: закончен От автора: Предыстория героев фика может быть как канонной, так и нет – на усмотрение читателей. Автор не настаивает, но предпочитает оставить AU в числе жанров.
читать дальше Они никогда не решали съехаться, не планировали этого, не думали, как это будет. Просто однажды она вернулась с гастролей с любимым рюкзаком за спиной и по дороге домой заскочила к нему. «Потому что ужасно хотелось спать, а до тебя от вокзала ближе». В общем, разбудила его трелью дверного звонка ни свет, ни заря, протопала в спальню, бросила вещи в угол, плюхнулась на кровать прямо в одежде, заснув ещё в процессе изменения положения с вертикального на горизонтальное, да так и осталась. Он задумчиво поскреб щетину, посмотрел на часы, чертыхнулся, стянул с неё ботинки и пошел искать второе одеяло.
Второе одеяло у них так и не появится, хоть он и будет всё время ворчать, что она использует его и вместо одеяла, и вместо подушки, а иногда и вместо матраса. Она будет ухмыляться и говорить, что хотя бы не храпит. О том, что её сну не помешает не то, что его храп, а даже произошедшая поблизости техногенная катастрофа с разрушением половины города, он поймет на третью ночь, когда в потемках будет искать её телефон, орущий на всю квартиру лихое «Give it away*». А когда спустя семь минут он всё-таки его найдёт, барабанщица Ранеток Лера Новикова узнает много новых интересных слов и навсегда избавится от привычки звонить Кулеминой в тёмное время суток.
Из её вещей к нему переедет не так уж много – её первая гитара, которую на концертах давно заменила новая, несколько баскетбольных мячей, коллекция музыки, кофеварка и ноутбук. Через три недели совместного проживания он откажется от попыток отучить её от кофе и смирится с кофеваркой, через две – с тем, что рядом с его любимой Машиной Времени теперь соседствует Рэд Хот Чили Пепперс. Баскетбольным мячам он обрадуется как ребёнок сразу же, как увидит. В отличие от предыдущих, живших до Ленки в этой квартире женщин, она не загромождает пространство его квартиры своим барахлом настолько, что становится тесно. Она лишь удивительным образом заполняет каждый уголок собой. Своим смехом, угловатыми жестами, взмахом челки, босыми ногами, острыми коленками, подтянутыми к подбородку, и ещё россыпью подобных мелочей, которые он фиксирует уголком сознания, смутно пытаясь припомнить, а как же здесь было до неё?
Они пытаются сделать всё по-взрослому, серьезно и с прагматичным подходом к делу – переселяются в её свободную полупустую трёхкомнатную. Вместе с кофеваркой. Через три дня они заходят к нему полить цветы, и когда позже ночью он отвоевывает у неё одеяло, то думает, что, возможно, стоило взять не только кофеварку, но и Макаревича. Или гитару с мячами – и, может быть, тогда попытка была бы более удачной. Мысль о том, что можно было хотя бы взять из её квартиры одеяло, почему-то не приходит ему в голову. Как и ей, когда она через неделю притаскивает обратно кофеварку. За эту неделю ему удается убедить её, что «чай по утрам – не такая уж и гадость», и теперь иногда в супермаркете она задерживается у полок с различными сортами, пополняя чайные запасы в доме в объёмах больших, чем он (с её небольшой помощью) выпивает.
Они по-прежнему не строят планов и не задумываются о том, каким видят своё будущее. По крайней мере, так они считают. Ровно до злополучного разговора на кухне посреди ночи, начавшегося с безобидной фразы, которую потом оба так и не смогут вспомнить. Они расстаются громко и масштабно, без подготовки и предисловий, с её синяками (на ноге, от попавшего под горячую руку стула) и его сорванным голосом, возмущенными соседями, хлопающими дверями, ночным такси и внезапной тишиной. Её вещи исчезают на следующий день, за то время, что он на работе. Вместе с половиной запасов чая. Ещё неделю окружающие стараются не попадаться на глаза ни одному из них, предпочитая остаться при физическом и психическом здоровье.
Ему кажется, что все вокруг постоянно пьют кофе. И слушают Перцев. Она могла бы поспорить с ним на что угодно, что, наоборот, у всех ди-джеев разом открылась любовь к Машине Времени, а у окружающих – к черному, зеленому, красному и даже серобуромалиновому чаю. Но их жизни больше не соприкасаются, и каждый остается при своем. Она - с гулким эхом в квартире, а он – с одеялом в единоличном пользовании. Она круглыми сутками пишет тексты, отчего её квартира похожа на поле боя десятка батальонов воздушных самолетиков, этакое кладбище не рожденных оригами. Он мстительно начинает делать ремонт, в планах – капитальный. С обдиранием её смеха со стен и побелкой тени от её обнаженной спины на потолке. Ей заботливо предлагают выспаться, ему – съездить отдохнуть и развеяться. В ответ оба бурчат непереводимое «смнйвсвпрдк» и с удвоенной энергией возвращаются к чернилам и обойному клею.
Он растерянно оглядывает обновлённые апартаменты под не прекращающийся хохот Игоря, за две минуты до этого осторожно поинтересовавшегося, зачем ему в стене крючок. Виктору, после собственного немедленного ответа «для гитары», как-то не смешно. Он тут же меланхолично отмечает и другие детали ремонта, вроде зеркала в коридоре, полочки под отсутствующий у него ноутбук, и что половина подставок под диски – свободна. Склоняется к мысли, что его телом последние два месяца управляли инопланетяне, потому что сам он абсолютно не понимает, на кой черт ему понадобилось предусматривать в новом встроенном кухонном гарнитуре место под кофеварку.
На следующий день он находит её спящей, прислонившись к его входной двери. В правой руке она сжимает ключи от своей квартиры, левой – обнимает свой вечный рюкзак. Присев на корточки, он долго смотрит на неё там, на лестничной клетке, прежде чем подхватить на руки и, почти как новобрачную, перебравшую на свадьбе и оттого слегка безучастную к происходящему, перенести через порог. Готовясь ко сну и окидывая взглядом, как она привычно занимает всю кровать целиком, он думает обидеться (тоже мне, отель нашла!) и постелить себе на полу, но обитающее в квартире одеяло в количестве одной штуки снова оставляет последнее слово за собой.
Готовя на завтрак её любимую жареную картошку, он размышляет, не перепутаны ли буквы М и Ж на их кармах, и прячет уголок забавного розового фартука обратно в ящик. Она молча шлёпает босыми ногами по коридору, появляясь в дверях с мокрыми волосами и в его футболке. Он судорожно пытается вспомнить – нашла ли она её сейчас или принесла с собой в рюкзаке, не зная сам, какой вариант бы предпочел. Пока она с аппетитом уплетает картошку, так и не сказав ни слова, он желчно накручивает себя, мысленно предлагая завести себе собачку или лучше ребёнка – раз уж у него так развит инстинкт «заботливой мамаши». И начать лучше не с двадцатилетней дылды, а с экземпляра поменьше.
Бросает на неё сердитый взгляд, мимоходом задерживаясь глазами на ключице, выглядывающей из растянувшегося ворота футболки. Одновременно со сменой климатического пояса на отдельно взятой кухне, обреченно понимает, что с ребенком он погорячился. Она отрывает взгляд от тарелки и на манер глухонемых мычит что-то, изначально бывшее вопросом «будет ли он доедать», но споткнувшееся об его потемневшие глаза и покрасневшие кончики ушей. Их первый за два месяца поцелуй навсегда впечатывает глубоко на подкорку головного мозга сложную цепочку ассоциаций, связанных с обжаренным в подсолнечном масле картофелем, а остатки заполняющей его обиды, помноженные на её инициативу по сокращению между ними пространства, делают его прикосновения грубее и жестче.
Окончательно помирятся они позже, когда, сидя на полу, он будет листать подшитую стопку разномастных тетрадных листов, на которых уместились все сорок восемь посвященных ему песен, пока она методично расставляет свои диски, придирчиво соблюдая алфавитный и хронологический порядок альбомов.
читать дальшеНелепо, смешно, безрассудно, безумно – Волшебно!.. Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад – Совершенно…
Приходит день, приходит час, Приходит миг, приходит срок – И рвётся связь. Кипит гранит, пылает лёд, И лёгкий пух сбивает с ног – Что за напасть? Вдруг зацветает трын-трава, Вдруг соловьём поёт сова, И даже тоненькую нить Не в состоянье разрубить Стальной клинок!
— Что с тобой, подруга? — А что? — я подставляю лицо солнцу, жмурюсь, раскидываю в сторону руки и вдыхаю полной грудью ароматы лета, тепла и счастья. — Ты себя в зеркале сидела? Ты какая-то… — Какая? — поворачиваюсь лицом к Лере, улыбаясь во все тридцать два. — Не такая… — А какая? — продолжаю допытываться я. — Не знаю – не такая… — Лерка передёргивает плечами, давая понять, что определения лучше у неё нет. — Лер, просто я… я, кажется, влюбилась, — дурацкая ухмылка по-прежнему не покидает моего лица, и я начинаю думать, что она так и останется там навсегда. И мне определённо нравится эта мысль. — Кулёмина, ты сделала что?! — Лерка аж подпрыгивает на скамейке от неожиданности. Я заливисто смеюсь, не обращая внимания на нескольких покосившихся в нашу сторону прохожих. Лерка сильно щиплет себя за руку. — Вроде не сплю, — качает головой, продолжая больше себе под нос, чем мне, — Кулёмина влюбилась. — Ага, — я радостно киваю. Напротив нас останавливается карпуз лет трёх, и я с умилением начинаю строить ему рожи. Ребёнок смеётся. — Да, случаются ещё в мире чудеса, — Новикова переводит взгляд с меня на малыша и обратно. — Подруга, я тебя за всё время, что мы знакомы, такой никогда не видела, а я тебя почти с пелёнок знаю. За тобой Гуцул в школе два года волочился, а ты на него даже не смотрела – парень с расстройства с Зеленовой связался, — в устах подруги это звучало как худшее из зол. — Гуцул – хороший парень, — глубокомысленно изрекаю я. — Но мне этого было мало. — Так ты же не дала ему ни единого шанса! Я молчу. Глаза Лерки медленно округляются. — А ещё подруга назвается! Когда это случилось? — любопытство Новиковой пересиливает обиду, так что она тут же о ней забывает. — На Новый год в одиннадцатом классе. Я пригласила его отметить праздник вместе со мной и дедом у нас дома, а дед в последний момент к соседу, Василь Данилычу, убежал. Ну мы и остались вдвоём. — Ленка, и ты всё это время молчала! Он что, воспользовался ситуацией, а потом бросил тебя ради Зеленовой? — Лерка! — одёргиваю я бурную фантазию подруги. — Да не было ничего – мы целовались только. — Ничего не понимаю. Почему же тогда, если всё было хорошо, вы, когда с каникул вышли, даже не здоровались? — Да не было у нас ничего хорошо, — досадливо морщусь я. — Я же говорю – мне этого было мало, я с ним ничего не чувствовала. — Кулёмина, — закатывает глаза Лерка, — а откуда ты знаешь, что ты должна была почувствовать, если никогда раньше не целовалась? — Новикова, — в тон ей отвечаю я, — с ним целоваться было всё равно что… ну, скажем, с дедом. — Фу, Ленка, можно и без таких подробностей, — машет руками на меня Лерка. — Ладно, всё с тобой и Гуцулом понятно, а как же Вася? — Новикова продолжает любопытствовать о подробностях моей не особо насыщенной личной жизни. — Вы ведь даже встречались какое-то время, пока он не испарился в неизвестном направлении, и ты тогда тоже толком ничего не объяснила. И этот хороший парень? — добавляет с лёгким сарказмом. — Наверное, хороший – мы не так долго встречались. И тут меня пробивает на никогда не свойственную мне откровенность – просто сейчас всё так ясно, что от вечно сопровождающих меня сомнений не остаётся и следа. — Лер, мы с ним почти уже оказались в постели, но… я помню, как его руки приятно-щекотно гладили мой живот над пряжкой ремня, и губами он выводил что-то из раннего Ван Гога у меня на шее, а я в это время закрыв глаза размышляла о рисунке обоев в его квартире. И тогда я поняла, что не хочу думать об обоях, занимаясь любовью. Я вообще не хочу ни о чём думать в это время. — Лен, если бы я не сомневалась в твоей адекватности, — выразительно хмыкает Лера, — я бы тебя сейчас же отправила к психотерапевту на пару сеансов. Учиться радостям жизни. — Я что, похожа на человека, который не умеет радоваться жизни? — ухмыляюсь я. Мне так хорошо, что хочется обнять весь мир. — Определённо нет, — качает головой Лерка. — Давай уже, не томи, рассказывай. Что за фрукт, где повстречался, и что такого он натворил, что твоё, — она понижает голос, растягивая гласные, чтобы звучало зловеще, — ледяноооое сердце растаяло. Я задумываюсь. Действительно, что? Улыбнулся мне так, что в палитре красок окружающего мира враз добавилось несколько миллионов оттенков? Или дело в том, что даже на самое мимолётное его прикосновение моё тело реагирует, словно нервными волокнами в моём организме управляет не мой собственный мозг, а его руки, и я чувствую себя музыкальным инструментом гениального мастера, замирая на клеточном уровне, чтобы не пропустить ни одной сыгранной им ноты? А может в том, что расслабляющее тепло обволакивает всю меня изнутри, стоит только увидеть его или подумать о нём, и мне сразу нестерпимо хочется улыбаться? Но я уже знаю, что это всё лишь детали, мелочи… — Лер, просто он – это он, и он – есть… — на глаза наворачиваются слёзы и я высоко задираю голову. — Эй, подруга, ты чего? — Лерка испуганно хватает меня за руку. — Лееерка… — продолжаю всхлипывать я. — Я такая дууура… — Что такое? — Лера крепко обнимает меня. — Он женат, смертельно болен, гад и сволочь? — Я… не знаю… — мотаю головой. — Чего тогда ревёшь? — От счастья… — Тьфу на тебя, Кулёмина, с тобой поседеешь, — Лерка облегченно выдыхает. — Как зовут-то его, хоть знаешь? — Виктор… — слёзы уже высохли, и я снова радостно улыбаюсь. — Погоди-ка, — подозрительно щурится Новикова, — не тот ли это Виктор, который приехавший из другого города друг Рассказова? Он ещё на наш последний концерт приходил и глаз с тебя не спускал? Я чувствую, как меня заливает румянец, а сердце совершает сложный акробатический трюк под рёбрами на словах «глаз с тебя не спускал». Красноречивое выражение моего лица не оставляет у Лерки никаких сомнений. Закатив глаза и оставив комментарии при себе, она снова обнимает меня. Я доверчиво прижимаюсь к ней. Какое-то время мы сидим молча – две склонённых друг к другу белокурых головы. — А тебе не страшно? — почему-то шепотом интересуется Лера. — Из-за чего? — Не знаю… Что он окажется подлецом… или не ответит на твои чувства… или просто разобьёт твоё сердце? Что это принесёт тебе разочарование и боль? Много боли… — мне кажется, я улавливаю за этими словами обрывки её собственных мыслей и страхов, о которых никогда раньше не подозревала. Отвечаю мягко, старательно подбирая слова. — Я боюсь… что это лишь сон. Что завтра я проснусь, а его на самом деле нет, и я снова продолжаю жить с огромной пустотой внутри… Мне страшно, что я могла бы никогда не испытать того, что чувствую сейчас… — я встречаюсь с Лерой взглядом, — Поэтому я не боюсь того, что будет дальше, я теперь знаю, каково это – чувствовать так. — И что ты собираешься делать? — тихо спрашивает она, продолжая осторожно поглаживать меня по спине.. — Любить. Просто любить…
Нелепо, смешно, безрассудно, безумно – Волшебно!.. Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад – Совершенно…
Название: Возвращение Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: AU, OOC, POV, Romance, Angst Статус: окончен Пейринг: КВМ, ОМП/К Условия: 1. Ювелирный магазин, французская булка, поцелуй под дождем, вспышка Ленкиной необоснованной ревности, речной трамвай, маленький щенок. 2. Фразы: "Еще чего, не дождешься"; "О чем ты думала, когда покупала это?"; "Люблю…". От автора: Этот фик в подарок для belle_tortue. От неё к фику обложка.
читать дальшеЯ в волнении дошагала до места встречи, причем как обычно, слишком рано. Ох уж эта моя привычка никогда не опаздывать – хорошо для работы, плохо для личной жизни: всё-таки как-то принято, чтобы девушка приходила позже своего кавалера. Иначе некоторые воздыхатели считают, что это исключительно ради него, любимого, ты так раздухарилась и расстаралась, что не могла дождаться. Не будешь же каждый раз объяснять, что патологическая пунктуальность у меня в крови. Впрочем, сегодня на этот счёт можно было не волноваться – свидания с бывшим мужем входят в особую категорию, и наверняка для них есть свои правила. Ну или должны быть. Не то, чтобы у меня был большой опыт в этом – до этого дня таких экспериментов я не ставила, да и бывших мужей у меня не так много – всего один. Внутренний голос противно хмыкнул: «пока один». «Ещё чего, не дождёшься!» — заткнула я его и любовно погладила своё обручальное кольцо. Это направило мои мысли к новой проблеме: стоит ли демонстрировать сей предмет или лучше спрятать, дабы избежать неловкости? Справедливо рассудив, что неловкости и так будет предостаточно, и кольцом меньше, кольцом больше – особой роли не сыграет, я решила оставить, как есть. К тому же я со своим кольцом давно была одним целым, с тех самым пор, как сама его же и приобрела в ювелирном магазине. Нет, муж, прилагающийся к этому специфическому украшению, у меня конечно имелся, просто так уж сложилось. Ещё раз взглянув на часы и горестно вздохнув, я постаралась удобно расположиться на только что освободившейся скамейке – влюблённая парочка явно нацелилась продолжить встречу в другом месте, более… уединённом. Порывшись в огромной сумке, я с трудом отыскала там остатки французской булки, кажется, со вчерашнего завтрака. Осмотрев местность на наличие пернатой живности и легко её обнаружив, я принялась крошить уже изрядно зачерствевший хлеб перед собой. Это ещё одна из моих привычек, но как и первая, она досталась мне от бабушки. Я помнила о ней очень мало (она очень рано покинула этот мир), но воспоминания о том, как мы кормили голубей в парке, были особо ценным для меня приветом из детства. Уже после её смерти я частенько приходила в этот самый парк, припрятав со школьного обеда несколько кусочков хлеба. Теперь вот мне почти тридцать, а в моей сумке по-прежнему всегда можно найти что-нибудь сдобное. Заняв руки и тем самым немного успокоившись, я могла ещё раз обдумать, какого лешего я здесь делаю? Мой первый брак напоминал вспышку сверхновой: юность, первая любовь, бурлящие эмоции. Мы поженились сразу же, как мне исполнилось восемнадцать, спустя пять месяцев после знакомства, игнорируя все доводы и возражения родителей. Но мы были без ума от друга, слепы, глухи – окружающий мир для нас тогда просто не существовал, так, был лишь невнятным раздражающим шумом, вроде роя комаров. Мы сняли квартиру, отпраздновали шумную студенческую свадьбу и стали жить вместе. Он – только-только окончивший ВУЗ молодой юрист (старше меня на пять лет, что не добавляло оптимизма никому из родных), без опыта работы и необходимых для этой работы связей. Я – студентка-первокурсница театрального училища, помешанная на музыке. Та ещё парочка. Я где-то читала, что по статистике большинство разводов приходится на первый год брака. «Любовная лодка разбилась о быт». Окрылённые новобрачные сталкиваются с трудностями совместного проживания и – о, ужас! – любовь постепенно сходит на нет, а потом и вовсе испаряется. Это был не наш случай. Удивительно, но у нас никогда не было проблем из-за грязной посуды, раскиданных по квартире носков, заработка денег (он подрабатывал где подвернётся, попутно устроившись мальчиком на побегушках в одну крупную юридическую фирму, моя будущая творческая профессия обеспечивала редкие, но всё же неплохие заработки участием в различных презентациях, праздниках и корпоративах) или других подобных вещей. Зато мы легко могли закатить грандиозный скандал в три часа ночи, не сойдясь в трактовке категорического императива Канта. Или догматов христианства. Или творчества Леннона. За бурными ссорами следовали не менее бурные примирения – трудно сказать, от чего больше страдала мебель. Жизнь на вулкане, пёстрая и яркая, как вид с американских горок при спуске – это было намного больше моей стихией, чем его, но я была той, кто сбежал. Мне быстро наскучила учеба, так что я легко бросила училище, а после очередного семейного скандала бросила и всю свою жизнь. На следующий же день я улетела к бабушкиной сестре в Мюнхен, где пробыла совсем недолго. Какое-то время колесила по Европе, нигде не задержавшись. Последние годы живу в Нью-Йорке, наконец найдя действительно «свой» город (в Штатах я тоже не сразу осела на одном месте). Родители переехали в Мюнхен после смерти маминой тётки (у неё не было детей, так что дом она оставила маме), и я навещаю их пару раз в год. В Москве за это время я была всего несколько раз и то ненадолго (развод оформили через адвокатов без моего личного присутствия, ещё когда мне было девятнадцать), и совершенно не чувствовала ностальгии – вся моя жизнь давно находится по другую сторону океана. Поэтому трудно описать моё изумление, когда вчера администратор гостиницы, где я остановилась, передал мне сообщение от человека, которого я не видела больше десяти лет. Я ничего не знала о нём с тех пор, и сомневалась, знает ли он что-нибудь обо мне. Любопытство (все эти «как он меня нашёл?», «как узнал, что я здесь?», в добавок к элементарному «что ему от меня нужно?») всё же победило, и вот я здесь. — Ленка, а я и забыл, что ты никогда не опаздываешь, — смеющийся голос раздался прямо у меня над ухом.
Я подняла глаза и чуть не перешла на английский от шока (по крайней мере, русские слова точно испарились из моей головы) – моя память и в половину не сохранила всей глубины его пронзительных голубых глаз. Но поскольку с самообладанием у меня теперь было гораздо лучше, чем десять лет назад, я шустро вскочила на ноги и ответила ему в тон: — Степнов, а я вот не забыла, что ты терпеть не мог этот парк! Он снова рассмеялся, но ничего не ответил, а вместо этого сгрёб меня в охапку, так что я не успела и пикнуть. Пока я беспомощно болтала ногами (поскольку он был выше меня на добрых полторы головы, не говоря уж о том, что значительно крупнее габаритами), обалдевая от сводящего с ума запаха его одеколона, Витя продолжал сжимать меня, словно тряпичную куклу. — Времена изменились, — прошелестел его голос где-то в районе моего затылка, и он также резко поставил меня на землю. — Лееенка… И мне так хорошо вдруг стало от этого его «Лееенка», и от моего парка, и от его прищуренных глаз, и от его рук, лежащих у меня на плечах… Он мало изменился, разве что лоб его теперь был изрезан тремя горизонтальными морщинами, да ещё одна пролегла между бровей. В волосах ни единого седого волоса, идеально выглаженный костюм сидит как влитой, рубашка подчеркивает цвет его глаз, делая взгляд ещё более выразительным. Я вдруг понимаю, как нелепо смотрюсь рядом с ним в своих вечных джинсах, кедах, с необъятной спортивной сумкой через плечо. — Когда у тебя самолёт? — Через восемь часов. — Тогда предлагаю прогуляться. — Куда? — Ну я не знаю, на речном трамвае прокатимся, например. Как настоящая туристка, а? — подмигнул мне Витя. — А легко! В этот момент у Виктора зазвонил мобильный телефон, он виновато покосился на меня, пробормотал «извини» и ответил. Видимо, звонившего он опознал по рингтону, потому что на экран даже не взглянул. — Да, киска, — его лицо расплылось в широченной глупой улыбке, а меня всю передёрнуло. Нет, я конечно предполагала, что у него есть личная жизнь (хотя обручального кольца у него не было, это я сразу заметила), но столь явная демонстрация его чувств к другой женщине, после того, как он только что смотрел на меня, неприятно меня поразила. При слове «киска» перед глазами сразу возникла развязная блондинка с нарощенными ногтями и силиконой грудью. Очарование встречи вдруг лопнуло, словно мыльный пузырь. — Конечно, я помню, солнышко. Сегодня? — он снова покосился на меня, я сделала вид, что внимательно рассматриваю дерево. — Может всё-таки завтра? Хорошо-хорошо, я понял. Не волнуйся, всё будет. Да, до вечера, целую тебя. — Извини, — ешё раз пробормотал Витя, убирая телефон в карман. — Ничего, — я натянуто улыбнулась, ожидая, какие непридвиденные обстоятельства он сейчас приплетёт. — Дочка звонила, — с затаёнными смешинками в глазах серьёзно произнёс он. Я почувствовала, как становлюсь пунцовой, ощутив прилив стыда за свои мысли о блондинке. — У тебя есть дочь? — неоригинально промямлила я. — Да, Маришка, и завтра ей как раз исполняется семь, — повидимому, он решил сжалится надо мной, ответив на остальные банальные вопросы, написанные на моём лице, — с её мамой мы никогда не были женаты, — и после паузы добавил, — может, поэтому у нас с ней до сих пор такие хорошие отношения. Я смутилась ещё больше, поняв скрытый смысл, что он вложил в эти слова, намекая на наш брак. — И что ты ей пообещал подарить на день рожденья? — перевела тему я. — Щенка… — горестно вздохнул Степнов. — Мааааленького такого щенка. Я расхохоталась. — Почему так печально? — Потому что её мама пока об этом не знает, и если ей это мохнатое чудо придётся не по душе, жить этот монстр будет у меня, — ещё более убитым голосом произнёс он. Это было одним из наших камней преткновения – я обожала собак, а Виктор всегда был заядлым кошатником, поэтому животное в нашем совместном доме так и не появилось. — У меня две кошки, — с улыбкой поведала я. — Времена определённо изменились, — хмыкнул он. — И какие у нас планы теперь? — Мы едем в одно место, где мне пообещали зверя, по дороге ты рассказываешь о себе, а затем я довожу тебя до гостиницы. — И всё… — разочарованно протянула я. — К сожалению, да… — А ты? — Что я? — Ты не собираешься рассказывать о себе? — Да я всё уже рассказал. У меня своя фирма юридических услуг, довольно известная в городе. Дочка, работа – больше ничего интересного. Я перехватила его взгляд – он разглядывал кольцо на моей руке. Судя по его реакции, Витя уже знал, что я замужем.
— С чего начинать? — спросила я, когда машина тронулась с места. — Как и положено, с начала. Где была, чего делала. Каким ветром тебя занесло в Штаты и в видеооператоры. Он и правда много обо мне знал. Прочистив горло, я заговорила. — Ты же помнишь, я грезила о музыкальной карьере, мечтала собрать собственную группу… — О, я помню, — перебил меня Витя со смехом. — Я помню, как ты потратила деньги, отложенные на свадебное путешествие, на гитару. Я мечтала об этой гитаре три года, и она была единственным, что я забрала с собой, когда уходила. Позже мне пришлось её продать, когда я была совсем на мели. — А я помню, как ты орал тогда! — я рассмеялась и передразнила его, — «О чем ты думала, когда покупала это?» — «Но это же стратокастер!» — Витя очень похоже изобразил меня. Мы отсмеялись, и в салоне повисла неловкая пауза – во время сеанса воспоминаний мы слегка пихали друг друга руками, и вот теперь оказались почти держащимися за руки. Виктор первым убрал руку, и только тогда я продолжила свой рассказ. — Свою группу мне собрать не удалось, но пока я жила в Мюнхене у бабушки, познакомилась с отличными ребятами, музыкантами, и затем некоторое время ездила с ними по стране. Довольно скоро на мне больше была организационная часть, и я поняла, что это мне ближе, чем выступать самой. Параллельно увлеклась фотографией – как любой подросток, к которому в руки хоть раз попадала приличная фотокамера. Группа распалась, но у каждого музыканта есть масса других знакомых музыкантов, и меня радушно приняли в другом коллективе. С ними я объездила половину Европы – группа была поуспешней первой – пока мне окончательно не наскучила и музыка, и Европа. Тогда я купила билет до Нью-Йорка и с мечтой стать известным фотографом улетела в Америку. — С тех пор живёшь на одном месте? — Нет, что ты. Я пробыла там пару месяцев, не больше, а затем автостопом двинулась дальше – практически куда глаза глядят. Везде фотографировала, мечтала когда-нибудь организовать свою выставку, — я с теплотой вспоминала ту перекати-поле жизнь, что вела тогда. — Дай угадаю, тебе и это скоро наскучило? — Скорее я разочаровалась в себе. Никакой гениальности у меня не было, а таких посредственных фотографов был вокруг миллион. — И что ты сделала тогда? — Вернулась в Нью-Йорк, устроилась официанткой. — И? — И стала просто жить. — А как ты стала оператором? — Почти случайно, — я засмеялась. — Девушка, с которой я снимала квартиру, была постоянно влюблена, и каждый раз это было трагично, эмоционально и навсегда. Я быстро привыкла и не придавала значения очередной смене объекта её обожания, поэтому для меня стало полнейшим шоком её заявление, что они с Рики, которого она знала всего две недели, решили пожениться, и я буду подружкой невесты. Как оказалось, я вообще была там единственным гостем, — я покатилась со смеху, вспоминая тот свадебный день. — В какой-то момент Лора сунула мне в руки камеру, и мне пришлось запечатлевать сей праздничный день для потомков, — как и три её последующие свадьбы. Я искренне надеялась, что потомки оценят. — Из этого я смонтировала что-то вроде фильма, а потом выяснилось, что Лора выложила эту съёмку в сеть, кому-то из её знакомых понравилось, и мне предложили быть оператором на каком-то семейном празднике. Поначалу это было вроде развлечения, к тому же приносило дополнительный доход, ну а потом закрутилось. Одно агенство по организации праздников предложило мне работу, я проработа на них около года, потом поняла, что там мне тесно, что мне нужно больше свободы. К тому времени у меня уже была довольно неплохая репутация, так что я смогла работать на себя. Хотя я сотрудничаю с крупными фирмами, но вообще у меня есть свой сайт, через который люди и узнают обо мне. Чем больше я думала о своей работе, и об этой поездке (а в Москве я была как раз из-за работы) тем всё более странным мне это казалось. Я два дня снимала свадьбу дочери какого-то явно влиятельного человека, причём мне полностью оплачивался и перелёт, и проживание в гостинице, не говоря уж о почти неприличном гонораре. Я терялась в догадках, зачем такому человеку понадобилась именно я, когда в Москве не просто хорошего, а офигенно крутого оператора можно было нанять за гораздо меньшие деньги, но, как говорится, у богатых свои причуды, а я всегда была лёгкой на подъём девушкой. Теперь же, учитывая осведомлённость Степнова о моей персоне, вплоть до гостиницы, где я проживаю, последние события стали приобретать совершенно неожиданный смысл. — Погоди-ка. Степнов, ты что, имеешь какое-то отношение к тому, что я здесь? — я всё ещё не могла до конца поверить в то, что говорю. — Ну… — Да или нет? — Да, — Виктор покосился на меня. Я шумно выдохнула, откинувшись на сиденье. — И каким образом ты это устроил? — Посоветовал постоянному клиенту хорошего специалиста в своём деле, — видимо, под «специалистом» подразумевалась я. — И он тебя послушал, потому что… — Был рад оказать мне ответную услугу, — Виктор дал понять, что это все подробности, которые мне следует знать. — Слушай, Лен, для него это действительно не проблема. — Отлично, меня выписали из заграницы, как заморскую невесту, — я нахмурилась. — Ленка, я ничего не оплачивал, если ты об этом, я лишь порекомендовал тебя, и всё. Его слова пролили немного бальзама на мою ущемлённую гордость – что ж, по крайней мере, купить он меня не пытался. Я снова попыталась уложить всё у себя в голове – не хотелось снова расставаться с ним, будучи в ссоре. На похищение это не походило, и вообще – меня никто ни к чему не принуждал. Я могла отказаться от этой поездки, могла отказаться от сегодняшней встречи – однако, сейчас я здесь, а это о чём-то да говорит. У меня остался к нему ещё один вопрос. — Зачем? — спросила я, глядя ему в глаза. — Зачем хотел тебя увидеть или зачем именно в Москве? — Для начала, почему в Москве? — А я совершенно не знаю Елену Петерссон, что проживает в Нью-Йорке с мужем и двуми кошками, — я отвела взгляд, — я помню просто Ленку. Ленку, которая всегда кормила голубей в парке на набережной. Я представила его на пороге моей Нью-Йоркской квартиры, на пороге моей нынешней жизни… и поняла его. Я по схожим причинам даже не пыталась его найти в предыдущие свои приезды в Москву – боялась встретить абсолютно чужого мне человека. Виктор слегка сжал мою руку, я ответила ему таким же лёгким пожатием. Какое-то время мы ехали молча.
— Расскажи о муже, — попросил Витя. — Как вы познакомились? — На свадьбе, — я улыбнулась. —Я снимала, а его группа там выступала. — Он музыкант? — Он менеджер, хотя в юности у него была своя группа. Эрик помог мне с аппаратурой тогда, мы разговорились, быстро выяснили, как много у нас общего, ну и понеслось. Мы почти сразу стали жить вместе, а через пару лет поженились. Я не стала рассказывать подробности: о том, как тосковала о нём, когда он уезжал в турне с группой; сколько времени мы проводили на телефоне, в аське, скайпе, разговария обо всем на свете; как Эрик сделал мне предложение по телефону фразой «я так скучаю по твоему дыханию рядом со мной по ночам, у нас завтра концерт в Вегасе, приезжай и выходи за меня, а?», и как я сорвалась к нему первым же рейсом, потратив меньше часа на сборы и покупку колец. Вот так моя вторая свадьба оказалась даже ещё более безумной, чем первая. — Ты его любишь? — Виктор чуть сильнее сжал руль. — Люблю… — ответила я. И это было правдой. Мы женаты уже четыре года, и ни с одним человеком мне не было так хорошо, как с Эриком. Мы оба влюблены в свою работу, которая отнимает много времени и сил, порой редко видимся – он может отсутствовать несколько недель, но когда мы вместе, нам действительно хорошо друг с другом. Мне всегда интересно с ним, а ему со мной. Мы не ссоримся, даже болея за разные баскетбольные команды. Мы поддерживаем друг друга. И у нас всегда потрясающий секс. — Вы ещё не думаете о детях? — прервал мои мысли Витя. — Пока нет, — чересчур бодро отрапортовала я. О том, что в последнее время всё больше отдаю предпочтение детским праздникам, чем любым другим мероприятиям, я тоже предпочла умолчать. Виктор акуратно припарковался. — Приехали. Следующие полчаса мы провели в приюте для животных, где Витя милостиво разрешил мне принять участие в выборе щенка для дочери. После моих восторженных воплей и визгов и его тяжких вздохов мы наконец пришли к согласию, выбрав очаровательного щенка чау-чау. К сожалению, московские пробки, позволившие нам довольно приличное время добираться до приюта, к нашей обоюной досаде куда-то стремительно рассосались, и буквально через семь минут мы уже стояли у моей гостиницы. Я в последний раз потрепала за ухом пса, лежащего у меня на коленях, прежде чем выйти из машины – щенка я оставила на сиденье. Виктор тоже вышел из машины и подошел ко мне. Я вдруг поняла, что самое главное мы так друг другу и не сказали – ничего из того, что он или я представляли, как обязательно скажем при этой встрече. На деле же мы оба избегали говорить о прошлом. Может, это и правильно – на свете не было слов, которые могли бы что-то исправить или изменить. Поэтому мы просто стояли там и улыбались друг другу, впитывая тепло этого дня, запоздалое расскаяние, прощение и прощание. Крупная капля дождя упала мне на макушку, ещё одна прокатилась по щеке. Протянув руку, Витя медленно стёр пальцем мокрую дорожку, что она оставила на моём лице. Я зажмурилась, наслаждаясь ощущением от его прикосновения, и через секунду забыла, как дышать, почувствовав его губы на своих губах. Когда же он наконец смог оторваться от меня, я увидела боль в его глазах, ту самую боль, что он хранил все эти долгие десять лет. — Останься… — прошептал он. — Я не могу… Виктор улыбнулся, я попыталась сделать тоже самое, но лицевые мышцы меня не слушались. Он поцеловал меня в лоб, прижав к себе на секунду, прежде чем сесть обратно в машину. Я не смогла смотреть, как он уезжает. Отвернувшись, пошла ко входу в отель, не понимая, слёзы или дождь на моём лице.
Я стояла в очереди на регистрацию в аэропорту, всё время оглядываясь. В голову лезли сцены из фильмов, где герой в последний момент успевал перехватить улетающую от него возлюбленную. Красиво прорывался через толпу, объявлял по громкой связи о своей любви или делал предложение у трапа самолёта. Я покачала головой – какие глупости. Уже через десять часов я буду дома, жить своей привычной жизнью. — Билет и паспорт, пожалуйста. — Да-да, конечно. Конечно. Скажите, а могу я… поменять билет?..
Название: Когда сбываются мечты… Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: Romance, OOC, условно КВМ, фактически ориджинал Статус: окончен Пейринг: Он/Она
читать дальше«…То, что было потом, называется счастьем, а со счастьем сложно. Не расскажешь. Так считается. Так говорят». А. Гавальда, «Утешительная партия игры в петанк».
Последние минуты уходящего года. Мало кто проводит их в тишине, раскладывая по полочкам год предыдущий, а если и проводит – значит, это был очень грустный год. Даже если всё складывается совсем уж плохо, этот час-два, когда подходит к концу один отсчет и начинается следующий, заново, с нуля, мы окружены близкими людьми. Чтобы не было страшно – как в непроглядной темноте туннеля мы сжимаем чью-то руку, так и в эти мгновения мы смотрим в любимые лица, заглушая в себе один из главных людских страхов – страх неизвестности, страх перемен. Всё это совершенно безотчетно – попробуйте сказать кому-нибудь, что он боится тридцать первого декабря! Засмеют… Новый год – это праздник надежды и всё же… всё же мы остаёмся в одиночестве сознательно – под те самые двенадцать ударов курантов с бокалом шампанского в руках. Вот тогда и отпускается нами всё, что было, и мечтается о том, что ещё будет. Обязательно. Уж в этом-то году непременно. — Скоро двенадцать, — шепчу ему, повернув голову на подушке так, что теперь кончики наших носов соприкасаются. — Я не сплю, — говорит он совершенно серьёзно, не открывая глаз. — Мы пропустим Новый год, — я обвожу пальцами контуры его лица – линии скул, носа, очертания губ. Его кожа меняет оттенок, отражая разноцветные всполохи елочной гирлянды. — А разве время существует? — он под одеялом протягивает руку и подгребает меня поближе к себе. — Какая разница, какой сейчас год, какой век, какой мир? — Никакой… — я целую родинку на его щеке, мою любимую. — Просто я хочу шампанского. — И ананасов? — он смешно, по-детски, трёт глаза, прежде чем посмотреть на меня. Улыбается. Легонько касается моих губ. — Ананасы в шампанском, ананасы в шампанском! — я прыскаю, а он продолжает громко декламировать, выбравшись из-под одеяла и натягивая штаны. На этой строчке его литературные познания творчества Северянина кончаются, впрочем, как и мои. Продолжая улыбаться, использую его уход, чтобы немного привести себя в порядок – одеться и расчесать волосы. С визгом вздрагиваю, когда он на секунду прижимает охлажденную бутылку к обнаженной коже на спине. Хохочет. Получает от меня тычек в живот. — Холодно! — Согрею… Устраиваемся обратно на импровизированной постели – брошенный на пол матрас и куча подушек. Он отдаёт мне бокалы. Прижимаюсь к его плечу. Обнимает, целуя куда-то в макушку. — Дать тебе бумажку? — Зачем? — Ну… желание загадать. Что обычно загадывают девушки в Новый год? Принца какого-нибудь на белом коне? Я смеюсь. — Никогда не знала, что делать с принцем. А уж тем более с конём! — Значит, мне повезло, — снова целует мои волосы. — А о чём ты мечтала? Поднимаю голову, чтобы он видел мои глаза. — О тебе. О нас. Вот об этом моменте. В его взгляде нежность и, слегка севшим голосом, он продолжает наш разговор: — О чём же ты будешь мечтать теперь? — У меня очень, — я намеренно подчёркиваю последнее слово, — богатая фантазия. Можно мечтать об этом… — чуть касаюсь его губами, — об этом… а ещё об этом… Он сердито бормочет что-то невнятное. — Что? — Без двух минут, — кивает в сторону часов. — Но мысль запомни, — бросает на меня многозначительный взгляд, прежде чем заняться бутылкой. Сегодня у нас нет курантов. Нет речи президента. Нет звонков с поздравлениями – все телефоны уже пару часов, как отключены. Нет тостов, салата оливье, бенгальских огней, загаданных желаний – потому что нет смысла желать, чтобы утром встало солнце, а именно так я чувствую нас сейчас. Я в который раз поражаюсь тому, как порой причудливо отражаются эхом в нас мысли друг друга. Я думаю о своей «тайной» теории о том, что времени действительно не существует, точнее, что оно существует всё сразу. Весь мир, от сотворения до конца – как огромное четырехмерное пространство. А мы лишь находимся в одной точке этого мира, помня, зная, видя, пусть и очень смутно, всё то, что с нами ещё не случилось, но непременно произойдёт. Иногда, в сильнейшие моменты дежа вю, я ощущаю, что уже проживала, нет – всегда проживаю всё это. Столько, сколько существует мироздание. Мгновение. Вечность. Мы хором отсчитываем последние секунды до полуночи. Звонко чокаемся, залпом осушаем бокалы и смеёмся, смеёмся, смеёмся… — Что дальше? — интересуется он. Я сижу на полу в кольце его рук. — Дальше? — Ну да. Каков план развлекательных мероприятий? Праздник всё-таки. Шампанское разносит лёгкость по моему телу. — Танцевать! Я хочу танцевать… Он бодро вскакивает на ноги, галантным жестом предлагая мне руку. — Вальс? Танго? Полька? Я качаю головой, смеясь. — Просто танцевать… Он помогает мне встать. На миг сжимает крепко-крепко, так, что невозможно вздохнуть, затем, ослабив хватку, медленно ведёт меня в этом странном танце без музыки. — Новый год – новая жизнь? — А мне вполне нравится старая… — Согласен, — шепчёт он. Добавляет, чуть помедлив: — Я забыл, ты что-то там говорила об ещё не осуществлённых мечтах? — притворно вздыхает. — Боюсь, придётся напомнить мне основную идею… Я на носочках поднимаюсь к его лицу, задержавшись в миллиметре от губ. — Эту?..
Название: То ли девочка, а то ли виденье Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG Жанр: Humour, Romance Статус: окончен Пейринг: КВМ Время действия: Первый сезон. Условия: 1. Дождь, сломанный зонтик, промокшие ноги, температура, горячий чай с малиной, поцелуй на лестнице. 2. Фразы: "Давай донесу!"; "Мэри Поппинс, до свидания"; "Моё лучшее лекарство". От автора: Этот фик в подарок для Eluris.
читать дальше Отскочив подальше от проезжающей мимо машины, Степнов не без гордости подумал, что реакция у него по-прежнему в норме, иначе топать бы ему сейчас мокрому с ног до головы – природа уже неделю пыталась повторить историю с всемирным потопом. Никак не прекращающийся дождь нагонял на Виктора тоску: в спортзале начала протекать крыша, его утренние пробежки накрылись, и даже репетиции пришлось отменить – половина группы слегла с простудой. Степнов в очередной раз удивился, насколько идея директора о школьной группе, поначалу казавшаяся такой безумной, изменила его жизнь. Они с Рассказовым были похожи на двух куриц-наседок, оберегающих своё семейство, когда речь заходила о Ранетках. Вдруг стало важно так много из того, что раньше вообще никак его не касалось: проблемы с инструментами, со звуком, отношения в группе между девчонками. Последнее было особенно сложно, хоть у Степнова и был опыт работы и учителем, и тренером, но в девичьем коллективе настроение менялось непредсказуемо. Правда, когда у них всё получалось – а у них получалось – это стоило всех затраченных усилий. Размытый силуэт впереди приобрёл знакомые очертания одной из его Ранеток – той, которой он всегда особенно гордился. Расплылся в глупой улыбке и не смог отказать себе в удовольствии напугать её. — Кулёмина, ты чего, всё дедовы романы таскаешь? — Виктор Михалыч! — удивленно-радостно. — Нет, сегодня просто продукты. — Давай донесу! — отобрал пакет и тут же мигом изменил тон, разглядев возражения на её лице. — А почему без зонта? И в кедах, по таким-то лужам? Кулёмина, совсем с головой не дружишь? У нас финальный матч на носу, а ты ходишь тут с промокшими ногами. Заболеть хочешь? — подошел ближе, укрывая её от льющихся с неба потоков. — Сломался, — проигнорировала большую часть его тирады. — Кто сломался? — опешил. — Ну, зонт, вы ж сами спросили. Сломался. А сделать некому. Дед в этом не сечёт, — растолковала, как маленькому. — «Не сечёт», — передразнил. — Всё у тебя через пень колоду, Кулёмина. Пойдём, провожу, да и зонт заодно свой отдашь – может, я секу. Секунду оценивал масштабы собственного зонта, затем джентльменским жестом протянул его Лене. — Держи. — А вы как же? — даже не шелохнулась. — Не сахарный, Кулёмина, не растаю. — Нет, Виктор Михалыч, — запротестовала. — Так не пойдёт. — Кулёмина, мы тут плесенью покроемся, пока спорить будем, — пробурчал сердито. — А мы не будем спорить, — просияла, затем осторожно взяла его под руку. — Теперь всё всех устраивает? — и, не дождавшись ответа, потянула в сторону своего дома, приноравливаясь к его шагам. Небо над ними сделалось чуть светлее, Степнов мог в этом поклясться. С облегчением подумал, что погода налаживается. Совершенно не связал этот внезапный проблеск с общей картинкой – ни с девушкой, что тесно прижималась сбоку, шагая с ним в такт; ни с приятной тяжестью пакета, из тех, что красуются на рекламных щитах больших, «семейных» супермаркетов; ни с собственным гулко бьющимся сердцем. Всего лишь выглянувшее из-за облаков солнце. Наконец-то. Вздрогнул от неожиданности, когда Ленка рядом хихикнула. — Ты чего? — А у вас зонт как у Мэри Поппинс, — Кулемина изо всех сил старалась не засмеяться в голос. — Как в фильме «Мэри Поппинс, до свидания!», знаете? — Зонт как зонт. Обычный, — обиделся Степнов. — А мне даже нравится, — вдруг резко стала серьёзной. — Правда. Вы ведь не обиделись? Замялся, смутился и растерялся одновременно. Пробурчал что-то неразборчивое и поспешил перевести тему. Так и дошли до её квартиры, обсуждая, когда кончается больничный у Женьки, и почему на этот раз отлынивает от физкультуры Лерка. — Спасибо вам, Виктор Михалыч! — улыбнулась ему, прежде чем открыть дверь. — Не за что, Кулёмина, — чуть замешкался, возвращая ей пакет. — Завтра тренировка, не забудь. — Я помню. До свидания! — Лена скрылась в квартире. — Пока, Кулёмина… Повертел в руках зонт, усмехнулся. Помедлил ещё немного, прежде чем начать спускаться вниз по лестнице. — Виктор Михалыч! Он успел спуститься лишь на две ступеньки. В растерянности обернулся на её голос, да так и остался стоять. Она подбежала стремительно, замерев на самом краешке лестничной площадки – так, что их глаза оказались на одном уровне. В следующее мгновение ноги у Степнова подкосились – Лена прильнула к нему, крепко обхватив руками за шею, и пылко поцеловала прямо в губы. У Виктора перехватило дыхание, свободной рукой он потянулся её обнять и… — Виктор Михалыч! С вами всё в порядке? — Кулёмина встревожено махала рукой перед его лицом. — Я про зонт совсем забыла, — в другой руке у неё действительно был разноцветный зонт. — Вы обещали посмотреть. Степнов закашлялся. Побледнел. Затем покраснел. — К-к-кажется, у меня те… те… темпе-температура… — кашель сменился заиканием. — Может вы останетесь, я вам чаю горячего с малиной сделаю, — Кулёмина потянулась к его лбу. — Нет, нет, Леночка… — отшатнувшись, Степнов врезался спиной в перила. — Всё нормально… Я просто пойду… Домой… И там… Высплюсь. Точно – высплюсь, — Виктор радостно закивал головой. — Здоровый сон – вот моё лучшее лекарство. Последние слова он выпалил, уже вовсю мчась по ступенькам вниз. Распахнув подъездную дверь, Степнов зажмурился от солнечного света, заливавшего всё вокруг – он отражался от каждой лужи и просто мокрой поверхности на улице. — Здоровый сон. Здоровый сон. Здоровый сон, — повторял себе под нос, размашистым шагом шлёпая по воде.
Виктор Степнов и не подозревал, о чем теперь будут все его сны.
Название: Идеальная пара Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: R Жанр: Action, Vampire-AU, OOC Статус: окончен Пейринг: КВМ Предупреждение: В фике присутствует описание сцен насилия.
читать дальшеВиктор обвёл взглядом пустынный парк – ни одного бродяги или случайно забредшего прохожего. В животе заурчало. Задумался. Идти в оживленное место не хотелось, но голод становился всё ощутимее. Помедлив ещё мгновение, Виктор всё же направился к выходу из парка, по пути обдумывая, где бы безопасно поохотиться. — Главное – сторониться молодёжи, главное – сторониться молодёжи, — бурчал вампир себе под нос. Поежился, вспомнив последнюю охоту на двух подростков – две визжащие девчонки чуть не разорвали его, пытаясь рассмотреть, «не сияет ли он». Виктор предпочел ретироваться голодным и как раз успел до того, как к этим двоим присоединилась толпа таких же сумасшедших. И что с ними со всеми творится? Несколько лет назад каждая вторая с осиновым колом, а теперь либо вешаются на шею, либо натравливают собак. Принюхался. Запах отчетливо говорил о том, что поблизости человек. Рот наполнился слюной. Он увидел её в дальнем углу парка, на скамейке, почти полностью скрытой прилегающими кустами. Она была одна. К аромату её тела примешивался едва ощутимый запах алкоголя и соли. Виктор облизнул клыки. Какая удача.
Девушка вздрогнула, поняв, что кто-то есть рядом, подняла глаза. Незнакомец протягивал ей платок. — Спасибо, — она криво улыбнулась, взяв платок. — Плохой день? — мужчина сел рядом. — Вроде того, — пожала плечами. — А у вас? — О, теперь уже нет, — вкрадчиво прошептал ей в самое ухо, прежде чем обнажить ровные белоснежные клыки.
Потирая ушибленную голову, Виктор попытался сфокусировать взгляд. Его уже даже маринованный в вине ужин несся прочь, истошно вопя. Смачно выругался. Приложившая его сзади блондинка внимательно следила за каждым движением вампира. До его нюха донёсся запах чеснока и свежей древесины. А вот это уже интересно. — Поиграем в Баффи? — прорычал Виктор, в три прыжка оказавшись перед девушкой. Реакции последней можно было позавидовать – она опередила вампира буквально на секунду, и Виктор получил ещё один ощутимый удар, на этот раз под рёбра. Ещё более разозлённый вампир тем не менее не без интереса разглядывал своего противника. Совсем молоденькая, короткие светлые волосы, великолепно тренированное тело, безжалостный взгляд. Его глаза задержались на пульсирующей жилке в основании её шеи, желудок снова скрутило. Он мысленно наметил место, куда вопьется зубами, как только она окажется в его власти, прежде чем предпринять следующий шаг. В этот раз Виктор обхитрил её с помощью обманного манёвра. Кем бы она ни была, у неё было не так много опыта обращения с настоящим вампиром, как показалось поначалу. Виктор слизнул с пальцев её кровь, глядя, как она пытается вытащить что-то из внутреннего кармана, игнорируя рану на руке. Теперь он был охотником – как и должно быть. Бурлящий по венам адреналин придавал силы, близость свежей крови обостряла реакции. Издав глубокий рык, Виктор приготовился к финальному прыжку. Острая боль пронзила его грудь, в глазах потемнело, и вампир упал. Руки нащупали гладкий предмет, торчащий из грудной клетки. Сделав над собой усилие, Виктор постарался разглядеть её. Девушка стояла рядом, победно улыбаясь. Она не делала никаких новых попыток атаки, будто ожидая чего-то. — Дилетантка, — выплюнул он, одним движением резко вытащив кол. Виктор почти ослеп от боли, но этого мгновения её замешательства хватит, он знал.
Со стороны это выглядело даже забавно. Её глаза расширились от удивления, но, по сути, она так и не поняла, что произошло. Острые зубы Елены разрывали на части кожу в том самом месте, что ему так приглянулось. Она не успела ни дать отпор, ни даже вскрикнуть – несколько конвульсивных движений в железной хватке вампиршы, и девушка замерла навсегда. — Ни на минуту тебя нельзя оставить, — Елена склонилась над ним, осматривая рану. — Я думала, мы прошли период осиновых колов. — Мне для круглого числа как раз одного шрама не хватало, — мрачно отшутился Виктор. — И что бы ты без меня делал? — Елена помогла ему встать. — Организовал бы гарем из фанаток «Сумерек», — философски изрёк вампир, за что получил увесистый подзатыльник. — Эй, полегче, я, между прочим, ранен и всё ещё голоден! — Не прекратишь свои шуточки, я тебя сама добью, — оскалилась вампирша. — Всё-всё, понял, — сдался Виктор и, завершая спор, поцеловал её. Ощутил привкус ещё теплой крови на её губах и чуть слышно прошептал, — И что бы я без тебя делал?..
Название: Ирония судьбы или… Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG Жанр: Humour, Fluff Статус: окончен Пейринг: КВМ Время действия: Ближайший после финала третьего сезона Новый год. Примечания: Предположим, что Лена и Витя просто стали встречаться после выпускного, без совместного житья-бытья и Васи. Условия: 1. Лёгкое помешательство; прекрасная погода; Дед Мороз и подарки; встреча старых друзей; пушистый кот; отстающие часы. 2. Фразы: "Не знала старушка печали..."; "Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги"; "Свободных мест нет!" От автора: Этот фик в подарок для Валентинки. Давно обещанный.
читать дальшеЛена в который раз оглядела накрытый стол, проверяя, не упустила ли она чего-нибудь. Два прибора, салаты, фрукты, напитки – всё было на месте. Не найдя изъянов в сервировке праздничного стола, Кулёмина переключила своё внимание на обстановку в квартире. На всю подготовку сегодняшнего застолья у Лены ушло три дня, включая походы по магазинам, украшение ёлки и квартиры, готовку и собственный визит в салон красоты рано утром тридцать первого декабря. Убедившись, что всё в идеальном порядке, как и задумывалось, Лена позволила себе на минутку расслабиться и расплылась в счастливой улыбке. Их первый с Виктором совместный Новый год. Улыбка перешла в хихиканье, сопровождающееся румянцем и непроизвольным ковырянием скатерти. Кулёмина в который раз вспомнила добрым словом замечательного соседа и просто хорошего друга своего деда, Василь Данилыча – Кулёмин-старший встречал праздник в его компании, благодаря чему сегодня они с Витей будут только вдвоём. Размышления Лены прервал раздавшийся звонок в дверь. Прежде чем открыть, она успела заметить, что Витя пришёл как раз вовремя. Бросив последний взгляд на себя в зеркало, Лена распахнула дверь. Слова приветствия застряли где-то в горле – на пороге стоял… Дед Мороз. Какое-то время они разглядывали друг друга, затем Кулёмина неуверенно протянула: — Степнов, ты чего, совсем ку-ку? — Я – Дед Мороз, — стоящий в дверях персонаж тоже пришёл в себя и, бесцеремонно отодвинув Лену в сторону, по-хозяйски прошел в квартиру. Голос у него был совсем не похож на голос Виктора. — Вы, наверное, ошиблись квартирой, мы никакого Деда Мороза не заказывали, — Кулёмина попыталась выпроводить гостя обратно за дверь, но тот ловко вывернулся. Помимо всего, вошедший был гораздо выше и крепче хозяйки квартиры. — Не знала старушка печали… — крякнул дед, скинув с плеч мешок и бросив его посреди прихожей. — Какая старушка?! Послушайте, ну ведь вы явно не туда попали, — Лена всё ещё пыталась уладить недоразумение мирным путём, проклиная опаздывающего Степнова. — Вас ведь ждут где-то, переживают. Вам кто нужен-то? — Украл, выпил, в тюрьму – романтика! — радостно сообщил ей Дед Мороз, явно намереваясь пройти дальше в комнату. — Чего?? — взвыла Кулёмина. — А ну стой! — А ты думаешь, нам, царям, легко? — укоризненно покачал головой тот. «Псих» – пронеслось в голове у Лены. Мгновенно вспомнив все навыки борьбы, Кулёмина с воплем бросилась на незнакомца.
— Лен, а чего у тебя дверь открыта? — на пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял Виктор, сжимая бутылку шампанского в одной руке и пакет в другой. — Пётр Никанорыч? — ошалело пробормотал Степнов, оглядывая представшую его глазам картину – Деда Мороза и висящую у него на шее Ленку. — Свободных мест нет! — нисколько не смутившись, поприветствовал его Дед Мороз. — Степнов, ты почему так долго? — проорала Кулёмина. — Меня тут убивают! — Кто? — почему-то шепотом решил уточнить Виктор. — Дед Мороз, разве не видишь! — всё также орала Лена. — По-настоящему я – Живопыра, — заговорщицки поделился с ними объект обсуждения, всё так же не делая никаких попыток скинуть с себя Ленку. — Чего?? — теперь взвыл уже Степнов.
— Что тут за крики? — все трое повернули головы на голос. В дверях, переваривая увиденное, стоял Пётр Никанорович. Фантаст медленно схватился за сердце, привалился к стене и начал издавать странные звуки. Живописная композиция, состоящая из лежащего на полу Деда Мороза и сидящими верхом на нём Лены и Вити, в полной тишине напряженно следила за оседающим на пол Кулёминым.
— Ну и напугали вы нас, Петр Никанорыч, — Степнов украдкой коснулся опухающего глаза. — Я уж подумал всё, сердце у вас… того… — Ага, — поддакнула Ленка, потирая локоть. — Сел на пол и всхлипываешь, кто ж знал, что ты от смеха. — Да вы бы себя видели! — Кулёмин снова начал хихикать. — С такими серьёзными лицами… и на Трофимыче. Все трое перевели взгляд на сидящего за столом гостя. Теперь, без костюма Деда Мороза, было видно, что это, хоть и богатырского вида, но старичок. Тот пил чай из большой хозяйской кружки и блаженно улыбался. — Он ведь и по молодости любил такие штуки выделывать, так я его хоть в синем, хоть в красном, хоть в костюме Санта-Клауса сразу узнаю, — Пётр Никанорович дружески похлопал Трофимыча по плечу. Ленка и Степнов переглянулись, думая об одном и том же: как бы поделикатнее сообщить Кулёмину, что у его друга явно не все дома. В тот миг, когда Ленка уже открыла было рот, гость набрал в лёгкие воздуха и зычно затянул: — А ты улетающий вдаль самолёт в сердце своём сбереги… Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги… — Прав, прав ты, Колька, главное – сердце, — растроганно всплеснул руками Пётр Никанорович, увидел вытянувшиеся лица внучки и Степнова и сквозь смех принялся объяснять. — У Николай Трофимыча причуда такая есть: он, как разволнуется, так только цитатами из советских фильмов и разговаривает. Нервное это, после одного случая – кулиса в театре упала – началось и никак не лечится. — Бамбарбия киргуду, — согласно закивал головой Николай Трофимыч.
— Я, правда, не замерзла, — Лена тряхнула головой, смахнув несколько снежинок. — Погода отличная, давай ещё погуляем. Степнов нехотя прекратил своё занятие – растирание Ленкиных рук – и подставил лицо под медленно падающие хлопья снега. — У тебя, кажется, часы отстают… Ты ведь поэтому опоздал? — Вообще-то нет, — виновато. — Из-за твоего подарка я опоздал. — Кстати, а где он? — недоуменно. Виктор со вздохом полез в карман и достал… свой телефон. — И? — Не доехал ещё твоё подарок, завтра будет. Пока только фото, — после нескольких нажатий клавиш протянул ей. — Какая прелесть! — С экрана на Ленку смотрел маленький пушистый комочек. — Котёнок! А почему только завтра? — Поездом едет, от одного моего друга. Это далёкий потомок кота, что был у меня в детстве, — смущенно. — Спасибо, — улыбнулась, обняла. Подняла к нему лицо, — Вить, жаль, что мы так и не смогли встретить Новый год, как хотели. Сгрёб её в охапку и, прежде чем поцеловать, выдохнул прямо в губы: — Разве?..
Название: Ломая стереотипы Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: G Жанр: Parody Статус: окончен Время действия: 4 сезон От автора: А Минздрав предупреждал!
читать дальше— А чупа-чупс зачем? — Для удовольствия. к/ф «Русалка»
Лена Кулёмина задумчиво сидела на подоконнике второго этажа. Маленькое ведёрко рядом с ней было наполовину заполнено тонкими белыми палочками и разорванными обёртками. Проследив, как последние лучи солнца скрываются за горизонтом, Лена с горьким вздохом перекатила палочку у себя во рту на правую сторону. Чупа-чупс был точно таким, как она любила – со вкусом капуччино. Во рту скопилась вязкая, густая, приторно-сладкая слюна, зубы сводило – это была уже вторая коробка чупа-чупсов за сегодня. Лена вынула изо рта леденец и принялась рассматривать идеально ровный, отполированный со всех сторон светло-коричневый шарик. Раньше она никогда не любила чупа-чупсы, так когда же у неё появилась эта дурацкая привычка? Кулёмина снова сунула конфету в рот и погрузилась в размышления. Всё началось ещё тогда, когда они уехали записывать альбом. У неё почему-то никак не получалось уснуть вечерами, хоть и было ощущение того, что она всё сделала абсолютно верно. И расставание со Степновым ей тогда казалось очень правильным. Вот только, даже не смотря на Васю рядом, ей всё не удавалось обрести некий душевный покой. Лена с наслаждением догрызла остатки чупа-чупса и бросила вмиг осиротевшую палочку к остальным. Рукой пошарила по коробке, нащупав следующую жертву. Миг – раздаётся звук рвущейся упаковки, и рот привычно наполняется до тошноты знакомым вкусом сладкого кофе. Лена отчётливо помнила маленькое кафе в Америке, куда она зашла вечером, всё также подгоняемая необъяснимой тоской. Обычное снаружи, оно было таким же и внутри, но запах – кофе во всех его проявлениях – этот запах мгновенно, словно дымкой, окутал её, мягко обволакивая. С непривычки было тяжело дышать, пока она не позволила этому горько-сладкому аромату заполнить лёгкие. Только тут Лена заметила, что за ней наблюдают. Высокая темнокожая американка, сидящая в одиночестве за столиком у дверей, внимательно разглядывала её, прищурив один глаз. У неё изо рта торчало что-то белое и тонкое, изредка перекатываясь из одного уголка губ в другой. Американка, нисколько не смутившись того, что Лена заметила её взгляд, жестом указала на стул напротив себя. Ничего не имея против, Лена подсела к ней за столик. Та ещё некоторое время молча разглядывала Кулёмину, а затем ловким движением фокусника извлекла откуда-то это чудо – чупа-чупс со вкусом капуччино – и протянула его Лене. Та отказывалась, сопротивлялась, но гражданка США была настойчива, в конце концов, она сама аккуратно сорвала с него обёртку и сунула бас-гитаристке в рот. От неожиданности Лена закашлялась. — Изи, — негритянка сделала успокаивающий жест рукой, при этом другой рукой молниеносно отобрав обратно чупа-чупс. Лена словно загипнотизированная смотрела на протянутый шарик, привыкая к вкусовым ощущениям во рту. В тот вечер они просидели там допоздна, молча, слушая блюз из старенького музыкального автомата и периодически пополняя запасы леденцов на палочке из автомата со сладостями. Уже приехав в Москву Лена поняла, что только так, с помощью чупа-чупсов, она может не думать о Степнове и всём том, что с ними стало. Она поглощала их коробка за коробкой, в любую свободную минуту занимая руки, губы, мысли этим волшебством на тонкой палочке. Заглушая мысли о Вите сладчайшей смесью кофе, шоколада, сливок и консервантов. Окружающие не одобряли эту Ленину прихоть. Дед всё время ворчал про то, то она заработает кариес, Вася жаловался на её постоянно липкие губы, девчонки беспокоились за фигуру, а ей было плевать. Ничего не имело значения теперь, когда она поняла, что всегда любила только Виктора, но уже не могла ничего исправить. Лена щелчком отправила палочку к кучке остального мусора. Пошарила рукой рядом с собой, ощутив только пустоту. Заглянула, чтобы убедиться – так и есть, чупа-чупс был последний. Бросив полный тоски взгляд на тёмное небо за окном, Лена Кулёмина отправилась вглубь комнаты – искать спрятанную от деда заначку.
В это же время в своей квартире Виктор Степнов задумчиво разгрызал совсем ещё целый чупа-чупс, сидя на полу в окружении разбросанных вокруг многочисленных фантиков и палочек.
читать дальшеОт создателя "Правильной интерпретации анонсов 1 и 2", от автора "Правильной интерпретации последней сцены третьего сезона" - вашему вниманию представляется "Правильная интерпретация событий четвёртого сезона".
Название: Что бывает, когда волшебники в отпуске Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG Жанр: Humour, Кроссовер с к/ф "Чародеи" Статус: окончен Время действия: 4 сезон От автора: Огромная благодарность выражается всем создателям фильма «Чародеи». Если кто-то вдруг этот фильм не видел – срочно исправлять!
читать дальше «А у вас не волшебство, а брак сплошной!» к/ф «Чародеи»
Степнов меланхолично протирал стойку бара, размышляя о своей горькой участи. Он уже твёрдо решил завтра же набрать брошюрок по самым лучшим монастырям Китая и отправиться постигать путь Дао. В конце концов, он либо достигнет просветления, либо заработает славу Джета Ли, Джеки Чана, а то и вовсе Чоу Юнь-Фата, и тогда Ленка будет в отчаянии рвать на себе волосы, заламывать руки и восклицать, какая она была дура. Он, конечно же, её простит, после долгих раздумий и медитаций признается, что так и не смог её забыть, и они вдвоём уйдут в закат. Перед этим, естественно, Вася вызовет его на поединок, и в не равной борьбе он, Виктор Степнов, великодушно пощадит умоляющего о пощаде соперника. Вообще, принято уходить в закат на лошади. А где ему лошадь-то достать? Не везти же верблюда из Китая. Так, а в Китае есть верблюды? Степнов с сомнением почесал затылок. Пока бывший физрук, а ныне бармен, Степнов Виктор Михайлович, предавался своим размышлениям, в кафе «Элефант» вошли двое: один был низенький и пухленький, и всё время что-то говорил второму, второй же был высокий, худой, и всё больше молчал. Заметив Степнова, оба остановились и переглянулись. — Он? — Вроде, — тот, что поменьше, критически разглядывал Виктора. Они ещё раз переглянулись и подошли к стойке. — Виктор Степнов? — строго спросил худой. — Да, а что такое? — Степнов как раз решил, что эффектнее всего будет уходить в закат на слоне. — Что же вы, Виктор, ничего не предпринимаете? — укоризненно покачал головой низенький. — Я почти… уже… вот только слона… — Витя развёл руками перед странной парочкой. — Какого слона? — высокий повернулся ко второму, — он что, псих? — Что влюблённый, что псих – для науки всё равно, — отмахнулся тот. — Виктор, Лена-то ваша заколдована. — К…как заколдована? — Витя от неожиданности уронил тряпку. — А вот так. Весну у неё из сердца вынули, а зиму лютую туда поместили, — маленький человечек смешно размахивал руками. — Да что ты человека-то пугаешь, — оборвал его второй. — Ну заколдована, что тут такого. Вы, главное, не волнуйтесь, расколдуем, и не таких расколдовывали. — Так Ленка меня любит что ли? — слон перед его глазами медленно уходил в закат в одиночку. — Тебя, дорогой, тебя, — обрадовался возникшему пониманию высокий. — А кем заколдовала-то? — Виктор вдруг стукнул кулаком по стойке и в сердцах воскликнул, — Вася! — Тихо-тихо, мебель казённая, — высокий поморщился, — Вася не причём, сами оплошали. Директор у нас в отпуске – медовый месяц. — И у зам. директора тоже медовый месяц, — подхватил другой, — с директором. Вот и испытывают ВПУ всякие сомнительные личности. — ВПУ? — Витя жалобно переводил взгляд с одного на другого. — Волшебная Палочка Улучшенная, — пояснил высокий. — Усовершенствованная, — вставил маленький. — Улучшенная. — А я тебе говорю: Усовершенствованная, — настаивал маленький. — А расколдовать-то её как? — Витя решил сам перейти к делу: что-то подсказывало, что спор может затянуться. — А, так это просто. Надо чтобы она тебя поцеловала, только обязательно сама – иначе не считается, — низенький оказался прямо перед его лицом. — Сама, — Витя с сомнением покачал головой. — А Васе в морду – не поможет? — Этот ещё хуже, — высокий вздохнул. — Нет, Вася тут никак не поможет. — Тяжёлый случай, — согласился маленький.
— Может ему сыграть и спеть? Один раз ведь почти прокатило, — маленький устало поглядел на второго. Выход они искали уже второй час. — Колдони-ка ему инструмент. — А чего сразу колдони? — обиделся высокий. — Ну а что, до Нового года тут торчать? — Эх, сидишь ты у меня на шее, и ножки свесил, — проворчал высокий, делая странный жест руками. В руках у Степнова появилась гитара. — Спой, Светик, не стыдись, — с умилением произнёс маленький. — Не умею я петь, — Виктор вертел гитару в руках. — И играть не умею. — Лену расколдовать хочешь? — Витя кивнул. — Будем учиться, — крякнул маленький.
В кафе «Элефант» проходило очередное выступление группы «Ранетки», как вдруг в середину зала вышел Степнов, судорожно сжав в руках гитару. Присутствующие мигом замолчали, и все, как один, уставились на Виктора. — Эту песню я хочу посвятить самой лучшей девушке в мире, — почему-то тоненьким голосом прошептал Витя, глубоко вздохнул и приготовился ударить по струнам. Неожиданно в помещении раздался хлопок, по полу поползли клубы дыма. Из угла раздался кашель, и, разгоняя дымку руками, появилась женщина, в строгом костюме и с розовым боа из перьев на плечах. Женщина откашлялась, огляделась вокруг и хихикнула. — Прошу великодушно простить за это недоразумение, — женщина кокетливо поправила боа и взмахнула странным предметом в руках. Сначала ничего не произошло, и лишь спустя несколько секунд раздался грохот – Кулёмина Лена рухнула на пол без сознания. — Ну вот, теперь всё нормально, — удовлетворённо кивнула дама в боа. — У нас таких ещё семнадцать красавиц по городу, — раздалось ворчание откуда-то со стороны дальних столиков. — Шестнадцать, — робко добавил другой голос. Дама нахмурилась, снова раздался хлопок, и все трое исчезли в клубах дыма.
К лежащей на полу Лене одновременно бросились двое – Вася с одной стороны и Степнов с гитарой с другой. Кулёмина простонала и открыла глаза. — Лена, что с тобой, Лена! — судорожно возопил Вася, вцепившись в плечи Кулёминой. — Руки убери, — хмуро произнесла девушка. — Я ведь и вмазать могу, — подумав, добавила, — или Витя вмажет, тогда вообще мало не покажется. — Как вмазать? — Вася от неожиданности сел прямо на пол. — Правой. Ну, могу и левой, — равнодушно пожала плечами Кулёмина. — Степнов, чего стоишь, видишь, к девушке пристают всякие, — буркнула. — Сейчас-сейчас, — радостный Витя с третьей попытки выпутался из наплечного ремня, торжественно вручил гитару Василию и подхватил Ленку на руки.
На глазах у по-прежнему изумлённой публики Виктор Степнов уносил Лены Кулёмину в сторону выхода. Замявшись у двери, Витя одним уверенным махом ноги распахнул её, и в полной тишине парочка удалилась. На закат.
Название: Исповедь Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: R Жанр: AU, OOC, Angst Статус: окончен Предупреждение: Фик в духе «Отражений»! Примечание: Можно читать как ориджинал.
читать дальше «От тебя до меня – лишь окно с погасшим светом, От меня до тебя – сорок тысяч километров. От тебя до меня – лишь окно с погасшим светом, От меня до тебя...» Чичерина – 40 000 км
Ты проходи, проходи, располагайся. Как там положено: благословения да прощения просить? Что уж там, не первый год знакомы, не чужие. Да и прощать тебе меня не за что. Так что ты просто посиди рядом, у меня тут есть пустой стул и лишний бокал. Я сейчас ещё бутылку открою – в этой-то уж почти ничего не осталось. Ничего, что не прибрано? Знаешь, по беспорядку тут всегда можно определить, как поживает Надя. Кто такая Надя? А вон видишь – такая худенькая в углу плачет и жмётся поближе к батарее? Она и есть – Надежда. Это она у меня за порядок отвечает, и второй бокал – её рук дело. Сколько раз разбить хотела – в ноги кидается, не даёт. Не обожжётся? Нет, что ты. Ничего ей не делается. Я как-то одно время всё перепробовала, один раз даже выгнала. Вот так взяла и выставила вон, да не на площадку – до первого этажа довела, сама дверь перед носом у неё захлопнула. А на улице зима, метель метёт, ночь, ни видать ничего. Точно, думаю, сгинет. И что ты думаешь? Иду утром на работу – сидит, синяя вся, зубы стучат, на щеках слёзы льдинками застыли. Хиленькая, да упрямая. Весь день за мной тенью ходила молча, так обратно и пришли вдвоём. Я пускать-то не хотела сперва, да без неё совсем тоскливо, а к ней уж прикипела. Хорошая она. Странная, конечно, но хорошая. Как в настроении – поёт, улыбается, глазки сияют. Порядок везде наведёт, да и за меня возьмётся – то в парикмахерскую выгонит, то в спортзал. Так уютно с ней тогда становится. Кто там на балконе? А, не обращай внимание. Верочка наша, красавица. Как блаженная ходит по квартире, да толку никакого. Разве что Надьку в порядок приведёт, вон после такого, как сейчас. О чём-то пошепчутся-пошепчутся в уголке, по голове её погладит, а когда и напоёт чего-нибудь – глядишь, та и отошла. Ей самой-то ничего не бывает. А, ты в курсе? Общаетесь часто? То-то я думаю, чего это она бормочет всё время, а оно вон как – беседы ведёте. Да нет, чего уж там обижаться, дело ваше. Я, собственно, зачем звала-то. Ты тогда помнишь, девочку ко мне привёл? Дикая такая, что говорит – не поймёшь. То скачет, как козлёнок, веселится, то белугой рыдает, не успокоишь. Любушка, да. Я ведь всё не знала, как к ней подступиться: что-то просит, ручки тянет, а что – пойди, догадайся. А потом ты знаешь, появился один человек – то ласковое слово ей скажет, то конфетку протянет. Ни к кому она не шла, всех боялась, да сторонилась, близко к себе не подпускала, а к нему, смотрю – тянется. Конфетку возьмёт, улыбнётся, а потом и вовсе рассмеётся звонким своим смехом. И мне на душе легко, как на неё посмотрю. А уж как говорить начала – его имя первым было – так радости моей предела не было. А она хорошела, на глазах расцветала. Ещё вчера – утёнок гадкий, сегодня уже лебедёнок. Мне грустно – прибежит, кинется обнимать, щеки мне целует, глаза. Что ты, говорит, что ты, всё же хорошо, а мне страшно – вдруг обидит её кто? А она всё улыбается, да головой качает – мол, не сумеет. А воды-то развела – ты не обращай внимания, у меня всегда так. О чём там мы? А, ну да. В общем, оглянуться я не успела, как выросла наша красавица. Раньше-то всё она ко мне бегала: то спросить чего, то на ушибленное место подуть, то сказку рассказать, а теперь всё больше я к ней. Он мимо неё пройдёт, не посмотрев даже, а у меня сердце кровью обливается – как же можно-то так с ней? А она улыбнётся так грустно, руку мне сожмёт, глупая ты, говорит, а сама всё вслед ему глядит. Знаешь, я вот на неё смотрела, и страшно было – чем я её такую заслужила? Люба-Любушка. Я ведь гордая, да и правда глупая была. Он тогда обидел её сильно, ну я возьми и реши, что всё, сама о ней заботиться буду, близко его не подпущу. Прогнала, да появляться больше не велела. Сами справимся, думала, проживем как-нибудь, вдвоём-то. А Любонька моя на глазах чахнуть стала, глянь – уже в бреду горячечном, да в лихорадке мечется. Ночи не спала, лишь бы её выходить, чтобы вернулась она ко мне. Уже совсем отчаялась, сил никаких не осталось, а на неё смотреть страшно – глаза впавшие, кожа серая, губы все в кровь искусаны. Сколько уж я тогда тебе и молилась, и проклинала. Чего уж там, всякое было. А потом появились эти двое. Вера-то всё около Любы была, а Надя-то со мной: тут поможет, там подсобит. Так вот и живём с тех пор. А где Люба? Да вон она – тенью проскользнула мимо тебя. Исхудала совсем, молчит всё время. С Верой только разговаривает изредка. Бывает, Наде что-нибудь помогать начнёт, песню её подхватит, а сама всё плачет и плачет. Ты иди ко мне, хорошая моя, дай, обниму тебя. Вот так, маленькая, вот так. Всё хорошо у нас будет. Ты уж прости меня, глупую. Что, пойдёшь уже? Да, понимаю, дела ещё. Что? Нет, справимся, справимся. Сейчас вот спать пойдём. А ты… ты уж передай ему, чтобы возвращался – не прожить нам без него…
Название: Я буду всегда с тобой Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG-13 Жанр: Angst, Romance, Continuation Статус: окончен Пейринг: КВМ Время действия: Финал третьего сезона.
читать дальше«Я буду всегда с тобой, Воздухом и водой, Даже где нет тебя, Буду всегда с тобой, Не опуская глаз, Не пророняя слов, Словно во мне твоё сердце». Леонид Агутин и Анжелика Варум – Я буду всегда с тобой
Всё внутри взбунтовалось: «Беги, беги же за ней! Догони, обними, скажи, что тоже любишь!» Ещё сильней стиснул зубы и сжал кулаки. Вместо мыслей в голове – её лицо крупным планом, её слова, многократно повторяющиеся, почти осязаемые, объёмные. Вместо звучащей песни – её песня, вместо Леры на сцене – она. Повернулся инстинктивно на движение сбоку, но и там вместо укоряющего Светиного взгляда лишь умоляющий Ленин. Его наваждение, боль, его воздух, пульс, плазма его крови, атомы ДНК – везде она. В каждом слетающем с губ стоне, в каждом ночном кошмаре, в каждой мысли, в каждом новом ударе сердца. — Да Боже ж мой! К чёрту разумность, к чёрту правильность, весь мир к чёрту! — полурыком из глубины. Что-то внутри дёрнулось, лопнуло, растеклось теплом, анестетиком по телу, притупляя ощущения, заглушая звуки вокруг, закрывая ширмой сотни ликующих возгласов в его голове. Пробирался сквозь толпу, эти яркие пятна без лиц, как почти уже утопленник, наконец различивший впереди свет.
И это что – всё? Его молчание до сих пор заглушает шум праздника. Тело включает автопилот на минимуме энергии, только чтобы переставлять ноги. Всё закончится вот так? Навсегда разделенные жизни, взгляды, которым больше не пересечься. О, упрямый! Ты полагаешь, этого будет достаточно? Что этого хватит, чтобы вычеркнуть меня из твоей жизни? Гортанный всхлип. Не человеческий – вороний, ведьмин. Ты думаешь, возведённая этим браком стена между нами поможет тебе? Но сиамских близнецов не разделяют забором. Их режут, путаясь, где чьё, пытаясь из жалких половинок слепить двоих и разных, когда они – навсегда одно. Я ведь тоже пыталась, пыталась вырвать, вытравить тебя из себя, вот откуда твои ноющие шрамы. Да только я всё перепутала – сердце, что я бросила тебе в лицо, было моим. Твоё же осталось во мне. Сколько ты сможешь притворяться, что выживешь так? Мне не нужны слова, чтобы увидеть под толщей льда твоего взгляда наши общие сны. Если хочешь сбежать от этого – купи билет хотя бы на Марс, а лучше сразу в другую Галактику. Крупная дрожь по всему телу. Воздух впереди тяжёлый, вязкий, давящий – невидимая стена мима. Ноги словно налитые свинцом. Улыбка, блеск в глазах и движение рукой ему навстречу за мгновение до переплётенных пальцев. Накрепко сплетённых жизней.
Вздох облегчения вверх в ночное небо. Перестраивающиеся атомы тел и душ снова находят друг друга. Синхронизация. Одновременно остановились, одинаково посмотрели. Свободными руками дотронулись до лиц: её маленькая ладошка с его щеки дальше в волосы, его тяжёлая ладонь властно за её подбородок, стирая пальцем остатки соли на нём. А потом он впервые целовал её сам. Целовал, ничего не боясь и не думая ни о чём, кроме неё под его губами и руками. Она могла бы измерить собственный пульс по ударам его сердца, они – единая экосистема, совершенная, завершённая. Один и тот же воздух в лёгких, и у каждого, даже мельчайшего кровеносного сосуда есть выход в оба тела. — Я люблю тебя, — хрипло, остановившись лишь на мгновение. И дальше – снова регенерировать общие клетки, паутину тончайших нитей, что они так долго и безжалостно рвали.
Небо над их головами уже несколько минут взрывалось фонтанами мерцающих брызг, но они этого даже не замечали: куда там созданному человеком фокусу до волшебства, творящегося порой в людских сердцах.
Название: Отражения Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: R Жанр: Виньетка, Angst Статус: окончен Время действия: Третий сезон, между памятным разговором про «спи с кем хочешь, ешь с кем хочешь» и выпускным. Предупреждение: В фике присутствует описание сцены насилия. Читаем на свой страх и риск. Ксюша-Буяна сделала для фика обложку.
читать дальше «Она плавает в формалине, Несовершенство линий Движется постепенно. У меня её лицо, её имя, Свитер такой же синий – Никто не заметил подмены». Fleur – Формалин
Обхожу маленькое помещение, безуспешно дёргаю запертую дверь. Сколько я здесь уже? Потеряла счёт времени. Снова обхожу всё вокруг. Опускаюсь на пол напротив двери, прислонившись спиной к стене и вытянув ноги. Когда ты вернёшься? Ты ведь вернёшься? Я ей завидую. Она – другая. Она умеет просто жить. Может улыбаться, разговаривать. Ей никогда не бывает больно, за исключением случаев физической боли, но и её она избегает. Она всегда знает, что сказать и как поступить. Невозмутима, даже когда смеётся. Когда заваривает чай, рассказывает истории, смотрит фотографии, гуляет, играет на гитаре, поёт. Вам она непременно понравится. Ах, да. Есть ещё кое-что о ней: она забрала себе мою жизнь. Мою семью, моих друзей, мою гитару. Одежду, комнату, причёску, привычки. Там везде теперь она. Щёлкает замок. — Ну и чего ты сидишь на полу? — она стоит в дверях, критически оглядывая комнату. — Тебе какое дело? — Так, ты не в настроении. Опять. Мне уйти? — кивок в сторону двери. — Как хочешь, — пожимаю плечами. Мы смотрим друг на друга несколько минут, затем она запирает дверь изнутри, подходит и садится рядом со мной. — Я мороженое принесла. Хочешь? — достаёт из пакета ведёрко, протягивает мне. — Где у тебя ложки? — Не хочу, — отодвигаю от себя её руку. Кофейное, моё любимое. — Так. Судя по твоему виду, сейчас нам предстоит серьёзный разговор, — выразительно закатывает глаза, ставит мороженое рядом с собой на пол. — Что ж, приступай. Что на этот раз? — Я хочу обратно, — избегаю её взгляда. Какое-то время в комнате стоит тишина. Не выдерживаю и поворачиваюсь, посмотреть на её реакцию. Внимательно смотрит на меня. — Ты ничего не скажешь? — Я пока ещё не услышала ничего, на что могла бы что-то сказать. Ты хочешь обратно и что? Ты забыла всё? Забыла, почему ты здесь? — Она придвигается ближе и чуть повышает голос. Но я всё решила. Я не позволю тебе командовать, не позволю оставить меня здесь снова. — Всё прошло, — теперь уже я смотрю ей прямо в глаза. Она должна понять, что я сильная, что я не сдамся. — Прошло? — Она вскакивает на ноги и нависает надо мной. — С чего ты взяла, то всё прошло? Поднимаюсь. Всё так же глядя ей в глаза, начинаю стаскивать с себя одежду. — Смотри, — Моё тело сплошь покрыто шрамами, рубцами, коростами. Я вижу боль на её лице. — Смотри! Они не болят больше, они лишь более грубая корка кожи. А так даже лучше для меня. Она закусывает нижнюю губу. Она всегда так делает, ведь она та, что не плачет. Подходит ко мне медленно, осторожно дотрагивается до самого глубокого шрама – того, что у сердца, проводит по нему пальцами. — Ты уверена? — по её голосу я понимаю, что она сдалась. — Да, уверена, — Я ликую. Она убирает руку, кивает головой, на секунду закрывая глаза. — Ты позволишь мне помочь тебе собраться? — грустно улыбается мне. — Конечно, — я улыбаюсь ей в ответ. Она отдаёт мне свою одежду, причёсывает меня. Всё готово. — А теперь посмотри на меня, — Я снова улыбаюсь. — Не фонтан, конечно, но для начала сойдёт. Удачи! — она обнимает меня. — Спасибо, — я быстрым шагом иду к двери. Замираю на пороге, сердце прокалывает иголка стыда. Оборачиваюсь. — Ты… С тобой точно всё будет в порядке? — У меня есть мороженое, помнишь?
— Дедуль, ты что, уже встал? — крепко обнимаю его сзади, пока он сосредоточенно смотрит в монитор перед собой. — А? Что? Леночка! Да вот роман новый так хорошо идёт, спать не могу, столько идей в голове, — он выглядит растерянным. — Что это с тобой сегодня? Бледная какая-то. Ты не заболела? — Нет, дедуль, всё хорошо, — целую его в лоб, пока он не успел ничего добавить. — Я в школу. Выбегаю в коридор. Достаю куртку, обуваюсь, беру сумку. Дотрагиваюсь до дверной ручки. Замираю, оглядывая прихожую.
— Нет! Нет! — отмахиваюсь от них, они кружат вокруг меня, их так много, жалят, клюют, кусают. Воспоминания. Они стаями летают вокруг. Срывают коросты с, казалось бы, зашивших уже ран, наносят новые, которые тут же начинают кровоточить. Отрывают куски кожи. Моя одежда мигом пропитывается кровью, я закрываю лицо руками и сдаюсь. Слёзы на моем лице смешиваются с кровью с моих рук, я не сразу осознаю, что вокруг уже никого нет. Надо к тебе. Мне надо к тебе. Пошатываясь, оставляя на стенах красные следы от своих рук, я иду к тебе. Вот и дверь. Обессилев, прислоняюсь к ней лбом, закрываю глаза. Надо открыть. Пытаюсь справиться с замком, но руки липкие, и он никак не хочет поддаваться. Я снова плачу и срываюсь на крик, барабаня по двери. Неожиданно проваливаюсь внутрь, прямо на тебя. В твоих глазах ужас, ты подхватываешь меня, чтобы я не упала. Я знаю, что теперь в безопасности. Сознание затуманивается, и всё вокруг погружается в темноту. Прихожу в себя. Чувствую, как ты осторожно смываешь кровь с моего тела, чувствую знакомый холодок мази. Открываю глаза. Я лежу на кровати, ты сидишь на её краю, не сводя с меня глаз. — Можно я побуду здесь ещё? — шепчу тебе. — Конечно, сколько захочешь, — ты чуть крепче сжимаешь мою руку. — Ты просто отдыхай и поправляйся, хорошо? — Хорошо.
Ты уснула. Прежде чем уйти, ещё наблюдаю за тобой некоторое время. Злюсь на себя: мне не следовало позволять тебе уходить. Даже если бы ты меня возненавидела за это, мне не надо было тебя отпускать. Я завидую тебе. Ты – другая. Ты можешь чувствовать, можешь плакать. Умеешь радоваться всему, что тебя окружает. Даже умеешь летать. Ты краснеешь, попадаешь в неловкие ситуации, всегда говоришь, что думаешь. Светишься изнутри, даже когда грустишь. Когда завариваешь чай, рассказываешь истории, смотришь фотографии, гуляешь, играешь на гитаре, поёшь. Тебя невозможно не любить. Ты находишь смысл в том, что называется жизнью. Я же всего лишь составляю и осуществляю планы. Но я всё ещё верю, что когда-нибудь твои раны заживут, и я снова смогу видеть мир твоими глазами. Целую тебя на прощание. Ты шевелишься и произносишь, не открывая глаз: «Принесёшь мне мороженое?» — Принесу, спи, — поправляю на тебе одеяло. — Я ушла.
— Я ушла! — кричу вглубь комнаты и, не дожидаясь ответа, поворачиваю ручку двери.
«Стекло меж нами, Как лунный свет. Но этой грани Прочнее нет. Так даль за нею Светлым светла! Смотрю, не смею Отойти от стекла». Жанна Рождественская – Подойду я к зеркалу
Название: Берегиня Автор: Nastysha (Воскресение) Рейтинг: PG Жанр: Виньетка, POV Статус: окончен Пейринг: КВМ Время действия: Второй сезон, после боя ВМ, когда Ленка кормит его супом. Примечание: Автор выражает огромную благодарность Мандаринке за помощь с переводом песни. Посвящается:Ушастому Эльфу, а также человеку, за чей сон и чью жизнь я всегда молюсь.
читать дальше«Ей пришлось пройти все войны, Чтобы стать такой сильной сегодня. Ей пришлось пройти все войны Жизни, а также любви.
Я был никем, И вот сегодня Я страж Сна ее ночей. Я люблю её до смерти. Вы можете разрушить Всё, что захотите, Ей достаточно раскрыть Простор своих объятий, Чтобы все восстановить, Чтобы все восстановить. Я люблю ее до смерти». Francis Cabrel - Je l’aime à mourir («Я люблю её до смерти», пер. с франц.)
Я ставлю на стол почти нетронутую тарелку супа, думая о мужчине, что спит сейчас в комнате. Впервые за всё время, что мы знакомы, у меня есть возможность позаботиться о нём, а не наоборот, как обычно бывает. И ведь вроде я сделала всё, что смогла, а точнее всё, что он позволил, и теперь надо лишь дать ему спокойно отдохнуть. Так почему же мне неудержимо хочется быть сейчас там, рядом с ним? Затаив дыхание, заглядываю к нему – а вдруг проснулся? Нет, спит. Опираюсь на дверной косяк позади себя и просто смотрю на него. Что там обычно говорят о спящих? Беззащитный. Умиротворенный. Это всё не про него. Даже сон не убрал маленькую складку между бровей, отчего он кажется немного обеспокоенным чем-то и там, в царстве Морфея. Что тебе снится? Ты снова беспокоишься обо мне? Или снова стоишь на ринге? Зачем ты пошел на это? Ради меня… Кто я для тебя? Кто ты для меня? Мне хочется дотронуться до этой складки, ощутить её подушечками пальцев и разгладить, как делала мама в детстве, повторив контуры твоих бровей. А беззащитным ты выглядишь настолько, насколько может выглядеть спящий медведь, и я ощущаю себя кем-то, кто без спроса наведался в твою берлогу. Беззащитной, уязвимой. Проснись ты сейчас, и я даже не найдусь, что сказать. Как объяснить, что я стою тут, подперев дверь, и не свожу с тебя глаз? Надо бы убраться отсюда, пока мысли в голове не потеряли остатки связности. Делаю шаг на ватных ногах, но почему-то делаю его внутрь комнаты, а не наружу. Мне плохо видно отсюда, я хочу быть ближе… Я всё так же боюсь тебя разбудить, поэтому опускаюсь на колени и доползаю до противоположной от дивана стены. Господи, что я творю??? Обхватываю руками колени, спиной вжимаюсь в стену. Надо бежать, бежать, не оглядываясь, пока ты не поймал меня, пока ты не понял, пока не проснулся. Пока ты сам не убежал от меня… Тело не слышит меня, тело не слушает меня. Глаза по-прежнему стараются запомнить каждую чёрточку твоего лица, сердце слишком усердно барабанит, чуть не выпрыгивая из груди, причём непременно через горло. Облизываю пересохшие губы. Мне должно быть жарко, но мне холодно, мне очень холодно: чувствую, как замерзают пальцы и кончик носа. У тебя всё моё тепло, ты забрал его, не спросив. Ползу, ползу к тебе, ближе, надо согреться… Ты резко поворачиваешь голову, и я от ужаса до боли закусываю нижнюю губу, замерев всем своим существом. Сколько я остаюсь так, прежде чем понимаю, что ты по-прежнему спишь? Мне кажется, целую вечность… Бессильно опускаюсь на пол. Что же я делаю? Неужели в первую очередь от себя мне нужно охранять твой сон? Это ведь я тот кошмар, что не даёт тебе покоя? А если нет? Смотрю на твое напрягшееся лицо, складка стала глубже. Что хуже: сниться тебе так или не сниться вообще? Где ты сейчас? С кем ты сейчас? Я уже стою на коленях возле дивана, прислушиваясь к твоему дыханию. Пытаясь расслышать стон, звук, слово, имя, хоть что-то. Но ты молчишь, лишь твоё дыхание порой сбивается, но всего на мгновение. А мне уже не страшно… Не страшно, что ты проснёшься, я даже хочу, чтобы ты проснулся, ведь я… я ревную тебя к твоему сну. Даже если там есть я. В тысячный раз разглядываю царапины на твоём лице, мои ладони вполне способны заменить сейчас лёд. Я ведь хочу тебя разбудить. Так давай же, давай, чего медлишь? Не могу. Отворачиваюсь, сажусь на пол рядом с диваном. Я не смогу тебя разбудить. Ты проснёшься сам, а я уже буду в своей комнате, делать вид, что ноги моей не было в твоей берлоге. И ты уйдёшь, унося с собой свои сны. Даже сейчас, не глядя на тебя, я всё равно тебя вижу. Я вижу рану на щеке, вижу её на ощупь, пальцами, что один раз её уже касались. Я вижу маленькую ранку в уголке губ, до которой мне бы так хотелось дотронуться сейчас. Не пальцами. Губами. Касаюсь своих губ, слегка прикусываю большой палец. Ты не знаешь, что у меня тоже есть сны. И если мне везёт, в моих снах есть ты. Ты и наши губы… И я точно знаю, что сегодня мне повезёт… Я снова разворачиваюсь к нему. А пока… Ты пока спи. И, возможно, когда-нибудь однажды мы уснем вместе и будем видеть один и тот же сон. Но и тогда я всё равно проснусь первой… Разгладить складки на твоём лице…