wherever you go becomes a part of you somehow
Название: Исповедь
Автор: Nastysha (Воскресение)
Рейтинг: R
Жанр: AU, OOC, Angst
Статус: окончен
Предупреждение: Фик в духе «Отражений»!
Примечание: Можно читать как ориджинал.
читать дальше
«От тебя до меня – лишь окно с погасшим светом,
От меня до тебя – сорок тысяч километров.
От тебя до меня – лишь окно с погасшим светом,
От меня до тебя...»
Чичерина – 40 000 км
Ты проходи, проходи, располагайся. Как там положено: благословения да прощения просить? Что уж там, не первый год знакомы, не чужие. Да и прощать тебе меня не за что. Так что ты просто посиди рядом, у меня тут есть пустой стул и лишний бокал. Я сейчас ещё бутылку открою – в этой-то уж почти ничего не осталось.
Ничего, что не прибрано? Знаешь, по беспорядку тут всегда можно определить, как поживает Надя. Кто такая Надя? А вон видишь – такая худенькая в углу плачет и жмётся поближе к батарее? Она и есть – Надежда. Это она у меня за порядок отвечает, и второй бокал – её рук дело. Сколько раз разбить хотела – в ноги кидается, не даёт. Не обожжётся? Нет, что ты. Ничего ей не делается. Я как-то одно время всё перепробовала, один раз даже выгнала. Вот так взяла и выставила вон, да не на площадку – до первого этажа довела, сама дверь перед носом у неё захлопнула. А на улице зима, метель метёт, ночь, ни видать ничего. Точно, думаю, сгинет. И что ты думаешь? Иду утром на работу – сидит, синяя вся, зубы стучат, на щеках слёзы льдинками застыли. Хиленькая, да упрямая. Весь день за мной тенью ходила молча, так обратно и пришли вдвоём. Я пускать-то не хотела сперва, да без неё совсем тоскливо, а к ней уж прикипела. Хорошая она. Странная, конечно, но хорошая. Как в настроении – поёт, улыбается, глазки сияют. Порядок везде наведёт, да и за меня возьмётся – то в парикмахерскую выгонит, то в спортзал. Так уютно с ней тогда становится.
Кто там на балконе? А, не обращай внимание. Верочка наша, красавица. Как блаженная ходит по квартире, да толку никакого. Разве что Надьку в порядок приведёт, вон после такого, как сейчас. О чём-то пошепчутся-пошепчутся в уголке, по голове её погладит, а когда и напоёт чего-нибудь – глядишь, та и отошла. Ей самой-то ничего не бывает. А, ты в курсе? Общаетесь часто? То-то я думаю, чего это она бормочет всё время, а оно вон как – беседы ведёте. Да нет, чего уж там обижаться, дело ваше.
Я, собственно, зачем звала-то. Ты тогда помнишь, девочку ко мне привёл? Дикая такая, что говорит – не поймёшь. То скачет, как козлёнок, веселится, то белугой рыдает, не успокоишь. Любушка, да. Я ведь всё не знала, как к ней подступиться: что-то просит, ручки тянет, а что – пойди, догадайся. А потом ты знаешь, появился один человек – то ласковое слово ей скажет, то конфетку протянет. Ни к кому она не шла, всех боялась, да сторонилась, близко к себе не подпускала, а к нему, смотрю – тянется. Конфетку возьмёт, улыбнётся, а потом и вовсе рассмеётся звонким своим смехом. И мне на душе легко, как на неё посмотрю. А уж как говорить начала – его имя первым было – так радости моей предела не было. А она хорошела, на глазах расцветала. Ещё вчера – утёнок гадкий, сегодня уже лебедёнок. Мне грустно – прибежит, кинется обнимать, щеки мне целует, глаза. Что ты, говорит, что ты, всё же хорошо, а мне страшно – вдруг обидит её кто? А она всё улыбается, да головой качает – мол, не сумеет.
А воды-то развела – ты не обращай внимания, у меня всегда так. О чём там мы? А, ну да. В общем, оглянуться я не успела, как выросла наша красавица. Раньше-то всё она ко мне бегала: то спросить чего, то на ушибленное место подуть, то сказку рассказать, а теперь всё больше я к ней. Он мимо неё пройдёт, не посмотрев даже, а у меня сердце кровью обливается – как же можно-то так с ней? А она улыбнётся так грустно, руку мне сожмёт, глупая ты, говорит, а сама всё вслед ему глядит. Знаешь, я вот на неё смотрела, и страшно было – чем я её такую заслужила?
Люба-Любушка. Я ведь гордая, да и правда глупая была. Он тогда обидел её сильно, ну я возьми и реши, что всё, сама о ней заботиться буду, близко его не подпущу. Прогнала, да появляться больше не велела. Сами справимся, думала, проживем как-нибудь, вдвоём-то. А Любонька моя на глазах чахнуть стала, глянь – уже в бреду горячечном, да в лихорадке мечется. Ночи не спала, лишь бы её выходить, чтобы вернулась она ко мне. Уже совсем отчаялась, сил никаких не осталось, а на неё смотреть страшно – глаза впавшие, кожа серая, губы все в кровь искусаны. Сколько уж я тогда тебе и молилась, и проклинала. Чего уж там, всякое было.
А потом появились эти двое. Вера-то всё около Любы была, а Надя-то со мной: тут поможет, там подсобит. Так вот и живём с тех пор. А где Люба? Да вон она – тенью проскользнула мимо тебя. Исхудала совсем, молчит всё время. С Верой только разговаривает изредка. Бывает, Наде что-нибудь помогать начнёт, песню её подхватит, а сама всё плачет и плачет.
Ты иди ко мне, хорошая моя, дай, обниму тебя. Вот так, маленькая, вот так. Всё хорошо у нас будет. Ты уж прости меня, глупую.
Что, пойдёшь уже? Да, понимаю, дела ещё. Что? Нет, справимся, справимся. Сейчас вот спать пойдём. А ты… ты уж передай ему, чтобы возвращался – не прожить нам без него…
Автор: Nastysha (Воскресение)
Рейтинг: R
Жанр: AU, OOC, Angst
Статус: окончен
Предупреждение: Фик в духе «Отражений»!
Примечание: Можно читать как ориджинал.
читать дальше
«От тебя до меня – лишь окно с погасшим светом,
От меня до тебя – сорок тысяч километров.
От тебя до меня – лишь окно с погасшим светом,
От меня до тебя...»
Чичерина – 40 000 км
Ты проходи, проходи, располагайся. Как там положено: благословения да прощения просить? Что уж там, не первый год знакомы, не чужие. Да и прощать тебе меня не за что. Так что ты просто посиди рядом, у меня тут есть пустой стул и лишний бокал. Я сейчас ещё бутылку открою – в этой-то уж почти ничего не осталось.
Ничего, что не прибрано? Знаешь, по беспорядку тут всегда можно определить, как поживает Надя. Кто такая Надя? А вон видишь – такая худенькая в углу плачет и жмётся поближе к батарее? Она и есть – Надежда. Это она у меня за порядок отвечает, и второй бокал – её рук дело. Сколько раз разбить хотела – в ноги кидается, не даёт. Не обожжётся? Нет, что ты. Ничего ей не делается. Я как-то одно время всё перепробовала, один раз даже выгнала. Вот так взяла и выставила вон, да не на площадку – до первого этажа довела, сама дверь перед носом у неё захлопнула. А на улице зима, метель метёт, ночь, ни видать ничего. Точно, думаю, сгинет. И что ты думаешь? Иду утром на работу – сидит, синяя вся, зубы стучат, на щеках слёзы льдинками застыли. Хиленькая, да упрямая. Весь день за мной тенью ходила молча, так обратно и пришли вдвоём. Я пускать-то не хотела сперва, да без неё совсем тоскливо, а к ней уж прикипела. Хорошая она. Странная, конечно, но хорошая. Как в настроении – поёт, улыбается, глазки сияют. Порядок везде наведёт, да и за меня возьмётся – то в парикмахерскую выгонит, то в спортзал. Так уютно с ней тогда становится.
Кто там на балконе? А, не обращай внимание. Верочка наша, красавица. Как блаженная ходит по квартире, да толку никакого. Разве что Надьку в порядок приведёт, вон после такого, как сейчас. О чём-то пошепчутся-пошепчутся в уголке, по голове её погладит, а когда и напоёт чего-нибудь – глядишь, та и отошла. Ей самой-то ничего не бывает. А, ты в курсе? Общаетесь часто? То-то я думаю, чего это она бормочет всё время, а оно вон как – беседы ведёте. Да нет, чего уж там обижаться, дело ваше.
Я, собственно, зачем звала-то. Ты тогда помнишь, девочку ко мне привёл? Дикая такая, что говорит – не поймёшь. То скачет, как козлёнок, веселится, то белугой рыдает, не успокоишь. Любушка, да. Я ведь всё не знала, как к ней подступиться: что-то просит, ручки тянет, а что – пойди, догадайся. А потом ты знаешь, появился один человек – то ласковое слово ей скажет, то конфетку протянет. Ни к кому она не шла, всех боялась, да сторонилась, близко к себе не подпускала, а к нему, смотрю – тянется. Конфетку возьмёт, улыбнётся, а потом и вовсе рассмеётся звонким своим смехом. И мне на душе легко, как на неё посмотрю. А уж как говорить начала – его имя первым было – так радости моей предела не было. А она хорошела, на глазах расцветала. Ещё вчера – утёнок гадкий, сегодня уже лебедёнок. Мне грустно – прибежит, кинется обнимать, щеки мне целует, глаза. Что ты, говорит, что ты, всё же хорошо, а мне страшно – вдруг обидит её кто? А она всё улыбается, да головой качает – мол, не сумеет.
А воды-то развела – ты не обращай внимания, у меня всегда так. О чём там мы? А, ну да. В общем, оглянуться я не успела, как выросла наша красавица. Раньше-то всё она ко мне бегала: то спросить чего, то на ушибленное место подуть, то сказку рассказать, а теперь всё больше я к ней. Он мимо неё пройдёт, не посмотрев даже, а у меня сердце кровью обливается – как же можно-то так с ней? А она улыбнётся так грустно, руку мне сожмёт, глупая ты, говорит, а сама всё вслед ему глядит. Знаешь, я вот на неё смотрела, и страшно было – чем я её такую заслужила?
Люба-Любушка. Я ведь гордая, да и правда глупая была. Он тогда обидел её сильно, ну я возьми и реши, что всё, сама о ней заботиться буду, близко его не подпущу. Прогнала, да появляться больше не велела. Сами справимся, думала, проживем как-нибудь, вдвоём-то. А Любонька моя на глазах чахнуть стала, глянь – уже в бреду горячечном, да в лихорадке мечется. Ночи не спала, лишь бы её выходить, чтобы вернулась она ко мне. Уже совсем отчаялась, сил никаких не осталось, а на неё смотреть страшно – глаза впавшие, кожа серая, губы все в кровь искусаны. Сколько уж я тогда тебе и молилась, и проклинала. Чего уж там, всякое было.
А потом появились эти двое. Вера-то всё около Любы была, а Надя-то со мной: тут поможет, там подсобит. Так вот и живём с тех пор. А где Люба? Да вон она – тенью проскользнула мимо тебя. Исхудала совсем, молчит всё время. С Верой только разговаривает изредка. Бывает, Наде что-нибудь помогать начнёт, песню её подхватит, а сама всё плачет и плачет.
Ты иди ко мне, хорошая моя, дай, обниму тебя. Вот так, маленькая, вот так. Всё хорошо у нас будет. Ты уж прости меня, глупую.
Что, пойдёшь уже? Да, понимаю, дела ещё. Что? Нет, справимся, справимся. Сейчас вот спать пойдём. А ты… ты уж передай ему, чтобы возвращался – не прожить нам без него…