Автор: Nastysha (Воскресение)
Рейтинг: PG-13
Жанр: Angst, AU, OOC
Статус: окончен
Примечание 1: с Музами не торгуются, а берут, что дают.
Примечание 2: условно КВМ, фактически ориджинал
Посвящается всем не случившимся пейрингам – это не значит, что их не было.
читать дальшеПервым делом она долго разматывает шарф, такой длинный, что когда он на ней – это что-то вроде объятий, крепких и тёплых. Только потом садится и осторожно дышит на покрасневшие замерзшие пальцы. Щёки покалывает.
Она размышляет, сколько времени здесь несут кофе, потому что не знает другого способа занять свои руки и губы, вместе с глазами, чтобы не сверлить его взглядом вот так сразу, проглатывая увиденное большими порциями энергетика, чувствуя, как пузырьки из напитка щекочут нос.
Поэтому она рассматривает обстановку – медленно, дотошно, словно дизайнер интерьеров, инспектирующий творение конкурента. Новогодние гирлянды мигают на окне – ей особенно нравится пульсирующий красный на чёрном прямоугольном фоне. Пахнет дешевым хвойным освежителем, кофе, сыром, подгоревшими булочками и карамелью.
Она утыкается носом в спасительную чашку, на самом деле не отпивая ни капли – ведь вместе с порцией кофе предстоит проглотить ещё столько всего – три сборника песен, переложенных в прозу, галлоны щекочущих нос пузырьков и всё остальное, что как всегда не. Не сегодня, не в этом мире, не в этой жизни, не с этим мужчиной…
Он вертит в руках пачку сигарет, потрёпанную настолько, что та выглядит старше неё, и от этого, от всех этих метафорических аналогий, больно саднит в груди. Чуть-чуть, потому что ничего нового.
Его губы на вид сухие, обветренные, с отслаивающимися кусочками кожи, на её чашке остаётся бесцветный жирный след гигиенической помады.
Играет безмерно раздражающее Русское радио, но она не может мысленно не поаплодировать иронии его неуместности. А потом чаша почти выскальзывает из рук, когда за её спиной громко и четко раздаётся голос Земфиры, перекрывая бессмысленный бред российского шоу-бизнеса. Она даже оглядывается, чтобы убедиться, что ещё не сошла с ума, и натыкается на извиняющийся взгляд девушки, уже прижимающей трубку телефона к уху. Вот теперь ей хочется уже не просто аплодировать, а делать это стоя.
Теперь, когда она согрелась и запечаталась, она может смотреть на него, впитывая, вбирая в себя, чтобы хватило на этот раз, возможно, до конца жизни. Из-за этого часа или пол она позже сложит этот день в коробочку Дней, Которые Она Бы Хотела Проживать Вечно, если бы ей предложили. Пока никто не предлагает, так что это всего лишь шкатулка с сокровищами, которую она будет перебирать каждый день, когда ей стукнет восемьдесят.
Как всегда в неловкие моменты она много улыбается. Разговор они и не пытаются завязать – слова означают связь, участие, пусть и только холодно-вежливое. Она умеет вежливо, но всё ещё нет – холодно.
Если где-то в мире проводят чемпионаты на силу воли, ей стоило бы попробовать – есть все шансы выиграть. У неё аллергия на фильмы про расставание и героев, которые не борются – она всегда вопит «беги за ней, идиот!» или «не делай этого, дура!». У неё слабость к хэппи-эндам, мозолистым пальцам, перебирающим гитарные струны, эскимо на палочке и мужчине, сидящему напротив.
Бывают моменты, когда она пытается представить его в своей теперешней жизни (или себя в его) – и не может. Вместо этого она представляет каково это – забираться пальцами за воротник его рубашки, разминая напряженные мышцы. Гладить ключицы, обнимая, и, больно утыкаясь носом в шею, целовать горячую кожу…
Подушечки пальцев начинают тихонько зудеть, и она крепче стискивает в ладонях уже холодную кружку.
В лучшем случае ей понадобится три недели, в худшем – пару месяцев, чтобы жизнь снова стала привычным тире, после пустоты, что непременно следует за точкой – законы азбуки Морзе давно испробованы на собственном опыте.
Когда он смотрит на часы, она поднимается первой.